И Лена тихонько читает:

– Класс!

– Льву Николаевичу не очень понравилось. Пессимизьму, говорит, много.

– Ты и ему стихи читаешь?!

– А что? Он вполне интеллигентный человек, любитель поэзии…

– У тебя все любители поэзии! Да к нему же подступиться страшно – помесь льва с орлом!

– Да что ты, он очень милый человек!

– А этому… Жаку-Иву Кусто… тоже читаешь?

– Почему бы бедному поэту и не почитать свои стихи Жаку-Иву Кусто? Ты лучше скажи, деньги-то у тебя еще есть?

– Да есть, есть! Отец приходил, подкинул.

– Как он?

– Ничего! С парашютом прыгнул!

– Да ты что! С самолета?!

– Да не-ет! С вышки в парке.

– И зачем это он?

– Перемена участи, говорит. Ну, типа, черная полоса в жизни пошла, так надо что-то такое совершить, неожиданное.

– Мне, что ли, с парашютом прыгнуть…

– Я тебе прыгну!

– Нет, я, пожалуй, все-таки подумаю над этим вопросом.

– Мам, я тебе тут одну штучку показать хотела, только скажи, что не будешь сердиться! Ладно?

– Ладно.

– Смотри!

Лика отгибает рукав и показывает матери татуировку на предплечье.

– Розочка! Правда, здорово?

– А что, мило. Главное, женственно, – спокойно отвечает Лена, незаметно вздохнув.

– Нет, тебе правда нравится?!

– А что?

– Ну, как-то странно…

– Слушай, а там как делают – по своим рисункам или по эскизам заказчика?

– Да как хочешь, так и сделают.

– Я вот думаю: выйду из больницы и тоже себе татушку сделаю! Мосечкин портрет наколю – вот здесь, как раз места хватит…

– Мать, ты вообще в уме?!

– А что?

– Зачем тебе татуировка?!

– Нет, я не понимаю, отчего такая дискриминация: тебе можно, а мне нет?

– Ну-у… Я – одно, а ты… другое!

– Почему это?

– Ну я… того…

– Молодая, ты хочешь сказать?

– Ну да!

– А я старая?

– Нет, ты не старая! Ну, ты… такая… взрослая тетенька! Тетеньки не делают татуировки!

– А ты? Ты никогда взрослой тетенькой не будешь? Еще как будешь! Будешь такая тетенька с розочкой, а я – бабушка с Мосечкой.

Лика разинула рот. Судя по всему, эта простая мысль никогда не приходила ей в голову. Они тут же расхохотались, глядя друг на друга.

– Ой, не могу! Бабушка с Мосечкой! – стонала Лика.

– А тетенька – с розочкой!

– Так что же теперь делать?!

– Ну как что? Розочку выращивать. Да не переживай, маленький такой цветочек, очень милый. Только больше не делай ничего, ладно?

– Ладно.

– Что ты там ешь, одна-то? Бутербродами питаешься?

– Нет, ты что! Все нормально!

– Ну да, вон худая какая!

– Я не худая, я стройная и изящная!

– Ладно, иди уже, стройная и изящная! А то нас сейчас ужинать позовут. Иди, детка…

– Пока! Не скучай тут!

Они целуются, и Лика уходит вдаль по коридору, шаркая ботинками и слегка сутулясь, а Лена с нежной улыбкой смотрит ей вслед.

– У-ужина-ать! – раздается вдруг истошный крик санитарки. – У-ужина-ать!

* * *

Пару месяцев спустя Северьян сидит на уличной скамейке и ждет Лену. Рядом лежит букет, стыдливо завернутый в газету. Осенний бульвар весь заметен желтыми и красными листьями лип и кленов. Сева волнуется: он то и дело смотрит на часы, встает, ходит вдоль скамейки, что-то бормоча про себя и размахивая руками – репетирует речь. Заметив развязавшийся шнурок, он садится и наклоняется к ботинку.

– Тебе помочь?

Сева поднимает голову и видит изящные туфельки, стройные ножки в темных чулках, край узкой юбки… Это Лена! Она была необычайно хороша и нарядна, так что Сева смотрит на нее в некотором изумлении.

– Что, не узнал меня без халата? – улыбаясь, говорит Лена. – Это я! Привет!

– Привет…

Лена садится рядом. Некоторое время они молчат – Лена чертит носком туфельки узоры в пыли, а Сева исподтишка на нее косится.

– Ну, как дела? – вдруг спрашивают они одновременно и вразнобой отвечают:

– Нормально!

– Да все хорошо!

– Вот, это – тебе! – торжественно произносит Сева, вручая Лене цветы. Лена разворачивает газету и видит яркие пушистые хризантемы.

– Ой, какие желтенькие! Прелесть!

– У тебя такие тапки были в больнице…

– И правда! Спасибо!

Обсудив хризантемы, похожие на тапки, они снова замолкают. Плавно опадают листья с деревьев, сухо шурша под ногами прохожих. Пробегает собака. Голуби и воробьи суетятся около соседней скамейки – старушка бросает им крошки. Медленно проходит мимо маленький мальчик с игрушечным автобусом на веревочке.

– Всегда мечтал о сыне, – задумчиво говорит Сева.

– Что же помешало?

– Лида не хотела заводить детей. Рано, то-се…

– Понятно. Как она?

– Она-то? Ногу сломала.

– Да ты что!

– Ну да. Только я вышел, через неделю и сломала. Ну, сама понимаешь…

– А сейчас как?

– Сейчас нормально. Ходит, правда с костылем. То есть с тростью. Переживает, конечно. Такая красивая женщина – и хромая. Сложный был перелом. Штифты вставляли.

– Наладится постепенно.

– Да, конечно.

Мальчик с автобусом опять проходит мимо них и садится на скамейку напротив, задвинув автобус под скамейку.

– Что, в парк загнал? – спрашивает Сева.

Мальчик кивает: