– Ты простила меня, дорогая?

– Даже не знаю, стоит ли, – сказала Лёка, чуть усмехнувшись, и Митя выдохнул: слава богу, она прежняя! – Но вообще ты был очень убедителен.

– Ну, я старался!

– Старался? Раньше тебе не надо было стараться, чтобы…

– Старею, наверно.

– Ну конечно.

– Давай, я расскажу тебе, ладно? И больше мы не будем к этому возвращаться! Пожалуйста! Мне нет оправданий, я знаю. И я сам не понимаю, как это вышло. Какое-то помрачение случилось, ей-богу! Я словно выпал из реальности, понимаешь?

– Перепутал себя с собственным персонажем? – Лёка смотрела на него с печальной улыбкой, и Митя опустил голову:

– Похоже на то. Нет, мне совсем не стоит пить, ни капли…

– Я думала, ты уже большой мальчик. А тебя, оказывается, нельзя отпускать без присмотра.

– Вот именно! Пошла бы со мной, ничего бы и не было!

– Ну да, я виновата, как же! Что ж, будешь теперь везде ходить под конвоем.

– Я согласен. Ну что, мир?

Лёка пожала плечами. Она так устала от переживаний! Ну ладно, пусть будет мир.

– Только… если вдруг… ты снова выпадешь из реальности… Я не хочу ничего об этом знать.

– Дорогая, я клянусь, что больше никогда…

– Не зарекайся! Где ж ты тогда будешь брать сюжеты для своих романов?

– Ах ты… Вот вредная девчонка!

Несмотря на Митины клятвы, она совсем не была уверена, что эта измена последняя. Писатель Дмитрий Арсеньев очень нравился женщинам, поклонницы забрасывали его письмами и даже пару раз заявлялись с цветами прямо к ним домой: еще бы, такой тонкий знаток женской психологии! Одна журналистка даже выдвинула повеселившую их версию, что под псевдонимом «Дмитрий Арсеньев» скрываются два автора: женщина прописывает все любовные сюжетные линии, а остальными темами – политика, криминал, философия – занимается мужчина. Лёка понимала, что при таком женском внимании Мите устоять трудно. Но надеялась, что у него хватит ума не рассказывать ей – а чего не знаешь, того как бы и не существует…

Лёка сначала никак не могла понять: почему, почему это произошло именно сейчас? Когда она почти смирилась с последствиями операции, справилась с климаксом и снова обрела вкус к жизни?! Когда все наконец наладилось?! Но потом подумала: а может, в этом-то и дело? Слишком спокойно стали жить! Наверно, Мите необходимы психологические встряски, яркие впечатления и новые увлечения?! Раньше они жили, словно все время пробирались по минному полю, а теперь все мины обезврежены и… сапер заскучал?

И Лёка слегка «прикрутила горелку», пригасив пламя своей безумной любви к Мите. Она теперь не боялась слегка капризничать и дразнить его. Самое страшное они уже пережили, и теперь она ничего не боялась, осознав, как необходима Мите. Оказалось, что это самая правильная тактика: ее чуть насмешливое обращение действовало на мужа возбуждающе. Митя прекрасно понимал, что Лёка «отпустила поводок» – именно потому ему и не хотелось с него срываться, и он, как верный пес, лежал у ног хозяйки и вилял хвостом. Постепенно они наладили новые отношения, словно перелицевали свой брак, как заносившуюся одежду. А потом приехала Катя, которая еще больше укрепила их союз, чуть было не расползшийся по всем швам.

И вот опять возникла эта рыжая красотка Ирина! Ей было всего тридцать: конечно, это не то, что Лёкины пятьдесят с хвостиком! И как Митя уверял жену, что дело не в возрасте, эти цифирки все время стояли у Лёки перед глазами. За последние два года Митя не дал ей ни одного повода думать, что опять «выпал из реальности», но… Она же сама предложила мужу держать в тайне свои возможные измены! Хотя надеялась, что этого не случится. Что же, получается, она все-таки делила его с другой женщиной?! Почему это так больно осознавать? Делила же она Митю с его первой женой! Ну да, теперь-то она сама жена…

Лёка прилегла на диванчике, обнявшись с Митиной книжкой – открыла, чтобы отвлечься, и перечитала несколько глав. Но не читалось – ситуация, описанная в романе, уж слишком напоминала их собственную. Лёка закрыла глаза, задумавшись, и вздрогнула, когда Митя обнял ее и поцеловал, присев рядом.

– Дорогая! Бедная моя! Решила все принять на себя, да? Прикрыть меня, мерзавца?

– Только ради Кати!

– Конечно, я так и понял. Но ты уж прости – я рассказал ей правду.

– Какую правду?!

– Такую: я люблю тебя, и ты даешь мне все, что только может дать женщина мужчине! И мне совсем не нужно никакого секса на стороне! Но я… оступился. Всего один раз. По дурости. Я причинил тебе боль – и себе тоже. Я виноват, но… вдруг ты все же сумеешь… простить?

– Как… один раз?

– Так! Это было только раз. Я же говорил тебе! Всего одна ночь. Я даже не видел Ирину года полтора, а то и больше. Она сразу уволилась из издательства. И сегодня ничего не было! Мы случайно встретились у Крюкова канала. Ее мужа переводят во Францию, она уезжает послезавтра. Мы поцеловались на прощание и все.

– Правда?!

– Чистая правда! Конечно, вполне могли и не целоваться, но… я не удержался. Прости уж дурака! Я ведь люблю только тебя…

Катя сняла наушники, в которых звучала грустная скороговорка Ольги Арефьевой: «В доме проснулись мухи, бабочка, даже комар, долго топлю – теплее становится, но не жар. Смотрю на руки на теле как на странный предмет: это на самом деле? Легче поверить, что нет…» Ей почудился какой-то возглас – зовут, что ли? Катя встала, потянулась и прошлепала на кухню, бормоча про себя: «Белое нечто летит за запотевшим стеклом, там вечереет и снег, здесь я шуршу стилом, мухи сдурели и тупо ищут лето зимой, я не могу им помочь, кто бы помог мне самой…»

На кухне все выглядело так, словно обитателей похитили инопланетяне: нетронутая запеканка, тарелки, вилки, отодвинутые табуретки… Куда они подевались-то? Катя приложила ухо к двери большой комнаты: неразборчивый шепот, какие-то скрипы, вздохи. Вдруг довольно громко вскрикнула Лёка, а потом раздался довольный отцовский смех. Вот это да! Катя вытаращила глаза и подняла брови: ничего себе! И со всех ног побежала обратно в свою комнату, где заливался телефон: наверняка звонила мать. Катя знала, что та промучилась полдня, но позвонить решилась только сейчас, когда совсем стало невмоготу: к ночи на Тамару нападала тоска.

Катя с облегчением покинула материнский дом, хотя и чувствовала себя предательницей – она так устала от вечных пикировок с матерью и братом, которому уже исполнилось четырнадцать: самый трудный возраст! Антон так и не простил отца – а заодно и мать с Катей. Все кругом были виноваты, все были обманщики и предатели, а он, несчастный, непонятый и одинокий подросток, изо всех сил старался быть как можно более непонятым и несчастным. И если бы не Майкл, Тамара просто не знала бы, что и делать: с отцом Антон категорически не хотел общаться, хотя с удовольствием принимал подарки, которые привозила сестра. Майкл был лет на десять моложе Тамары, и она сама не понимала, как ее угораздило в него влюбиться! Правда, тогда их брак с Митей трещал по всем швам, и ей так было нужно хоть какое-то утешение… Впервые увидев длинноволосого молодого мужчину с серьгой в ухе и татуировками, Катя была потрясена: ну, мать дает! Тамара явно смущалась и потом робко спросила у дочери: