– Ваше мнение?

– На более детальный анализ времени не было, но мы подняли архивы. Несколько перечислений примерно совпадают по срокам с проведением боевых акций спецгруппами катри. Возможно, это совпадение, но аналитический отдел считает, что университет лишь прикрытие и через него осуществляется финансирование диверсионных групп, а Мэйв Кану в эти пятнадцать лет проходила подготовку, сходную с нашей программой подготовки диверсантов.

– Ну и террариум там собрался, – откинулся в кресле адмирал. – Глаз с них не спускать! – Усмехнулся, покачав головой: – А всё-таки, согласитесь, уникальный случай: под одной крышей одним делом заняты три разведки инопланетян, не считая нашей. – Но потом посерьёзнел: – По катри: аналитическую записку с результатами проверки Первым мне на стол в как можно короткие сроки. А теперь за работу, товарищи.

Тяжело привалившись к переборке, рефлекторно щурясь от сильных порывов ветра, заметающих поднятую от реактивных струй пыль в закрывающийся створ, я без сил наблюдал за суетой корабельной команды. Док на ходу осматривала свалившихся вповалку десантников, бросая короткие отрывистые команды. Меддиагност, вшитый в её униинструмент, мгновенно подключался к компьютеру брони, считывая все данные о повреждениях, вколотых стимуляторах и общем состоянии организма.

– Носилки, живо!

Два матроса подскочили к поднимающейся с колен Зиммель, осторожно, но быстро и сноровисто сняли броню с потерявшего сознание диверса. «Уилард», – машинально отметил я, не было сил даже на эмоции, действительность воспринималась как кадры чёрно-белой кинохроники.

– Майор. Майор! – Добравшись до меня, доктор резко провела уником, заставляя распахнуться забрало шлема, сдёрнула маску ИДА, требовательно и пытливо вглядываясь мне в глаза, лишь на секунду отвлекаясь на мигание диагноста. Затем взгляд её помягчел. – Жить будешь, подырявило тебя знатно, но на вколотых стимуляторах должен продержаться. Идти сможешь?

Я безучастно кивнул.

Она нахмурилась, подозвала дневального судовой команды, стоявшего рядом наготове:

– Майора до лазарета.

Однако не доверила матросу, сама ловко расцепила замки брони, высвобождая меня из тяжёлой скорлупы, бесцеремонно скидывая в кучу броневые элементы.

– Спасибо, док, – прошептал я, едва шевеля языком. Бешеная сухость во рту, последствие впрыснутых в кровь боевых коктейлей, казалось превратила язык в неповоротливую шершавую лопату.

Уже в медотсеке, глядя на почти всю свою группу, а ранеными были абсолютно все, обколотый обезболивающим, я заторможенно прокручивал все события, начиная с Новой Земли, и понимал, как же всё-таки дико мне продолжает везти. Последняя штурмовка – вообще чудо, что все остались живы. Сложись чуть по-другому, и все легли бы на той лесенке, а не на ней, так на обратном пути, зажатые на входе. Ранения не в счёт, современная медицина возвращала в строй почти безнадёжных, не могла она вернуть только с того света. И всё сильнее в душе росло непонимание, нелогичность, какая-то неправильность всего происходящего.

Разум всё силился это понять, и тут словно шоры упали с глаз, собственная узость мышления буквально заставила меня заскрипеть зубами от обиды на самого себя. Разбуженный моим эмоциональным всплеском, диагност тревожно запищал и тут же вкатил мне ударную дозу транквилизаторов, погружая в тяжёлое забытье.

Как потом рассказал О’Кифф, с Севена валили мы, удирая во все лопатки. Ибо к нам, как пчёлы на мёд, слетались все окрестные необроны. Ну, да нет худа без добра: в хвост растянувшейся группировки противника удачно ударила финишировавшая эскадра, сосредоточенным огнём давя поодиночке не успевшего перегруппироваться врага. Когда мы покидали систему, дропшипы уже начали сыпаться на планету под прикрытием штурмовиков, а это значило, что необронам жить осталось последние часы.

Довольный как слон, О’Кифф радостно скалился, ибо это в общем-то случайное стечение обстоятельств явно начальству будет преподнесено как грамотно спланированный манёвр отвлечения, позволивший эскадре нанести неожиданный, а потому решающий удар, завершившийся полным разгромом вражеского контингента в системе.

От той бури в душе, заставившей переволноваться медицинское оборудование, не осталось почти и следа, только где-то глубоко внутри поселилась тяжёлая вязкая горечь. В раздумьях хромая по БИЦу, я нет-нет да возвращался мыслями к спасённой катри. Почему её хотели убить слуги собственной матери и её соратника? Или не убить? Но спаслась же она лишь чудом? Или нет? Не было ли это ловко срежиссированным ходом? Пока нет ответа. И допрашивать её рука не поднимается, по крайней мере, допрашивать жёстко, а по-иному… если это игра, да ещё и подготовленного агента, её так просто не раскусить.

Несколько дней до финиша на «Дальний-1» я мерил каюту и БИЦ, не зная, к какому решению прийти, да периодически загорал в восстановительной камере. Всех раненых удалось поставить на ноги, нескольким ещё с месяц придётся провести в восстановительном центре на базе, но главное, все остались живы.

Одно меня несколько напрягало все эти дни: то, какими глазами смотрела на меня Мэйв. Эти её детские нотки в голосе и восхищение с полуобожанием каждый раз, когда она встречала меня в коридоре. Причём, судя по частоте таких вроде бы случайных встреч, старший научный сотрудник банально меня караулила. После одной из таких встреч мне даже посочувствовал случайно оказавшийся рядом Габриэль. Проводив смущённую собственной настойчивостью катри долгим взглядом, он покачал головой, взглянул на меня с какой-то жалостью и глубокомысленно изрёк:

– С этими катри надо держать ухо востро, будь осторожен, Влад, будь осторожен. Да и вообще… – И ещё раз сочувствующе покачал головой.

Сбитый с толку странной реакцией на вызывающую у всех безотчетную симпатию девушку, я переспросил:

– И вообще – что?

Псионик тяжело вздохнул, но объяснил:

– Понимаешь, Влад, все они сильные псионики, и побочный, по сути врождённый эффект их дара – это поле как бы дружбы, а то и сексуального интереса у особей противоположного пола, даже иного вида. Они проецируют его на всех вокруг неосознанно, и вы видите их не такими, какие они на самом деле: глядя на них, вы подстраиваете свой внутренний образ под то, что хотели бы видеть, и, по сути, абсолютно не замечаете недостатков, акцентируясь исключительно на достоинствах, причём, заметь, каждый в них видит что-то своё.

– Ну ни хрена себе… – почесал я затылок.

– Очень странно, что ты это забыл, – добавил задумчиво Габриэль, кольнув вдруг заострившимся взглядом.

– Последствия ранения, думаю. Иногда вообще ощущение, что обыденные вещи вижу в первый раз, – убеждённо сказал я, внутренне, однако, холодея. Постарался тему увести, вспомнив и акцентировав на сказанном им слове «вы»: – Погоди, а себя, описывая подпадание под поле дружбы, ты не включаешь?

– Нет. Похоже, ты действительно забыл. Их поле на псиоников не действует, ну кроме разве что самых слабых. Мы видим их как есть, без прикрас, – констатировал он общеизвестный факт.