Однако мысль о скорой встрече с Магнусом отвлекала от всех неудобств.

Джембер ловко остановил лошадь у входа; я спустилась со спины огромного животного, придерживая рукой тяжелый амулет, чтобы тот не бил по груди.

– Спасибо, Джембер, – поблагодарила я, снимая маску и протягивая ему.

Он взял ее, но свою снимать не стал, поэтому его голос прозвучал приглушенно:

– Полагаю, уже слишком поздно просить тебя не делать глупостей.

Лошадь выглядела встревоженной: она перебирала ногами и мотала головой, словно отговаривая меня входить внутрь. Я чуть отступила назад, подальше от ее копыт. И как Джембер умудрялся управлять ею без поводьев?

Ну вот и всё. У меня оставалась всего минута, может меньше, чтобы убедить его не уезжать и помочь мне. Я сомневалась, что без него мой план сработает. Закусила губу. Знала, что не сработает.

– Почему бы тебе не войти внутрь и не помочь мне? Сглаз не сможет победить, если мы будем работать вместе.

Джембер помолчал. Затем покачал головой:

– Я так не считаю.

– Тогда просто зайди на минуту. Лошади нужна вода и отдых после длинной дороги.

Он показал мне бурдюк с водой. А потом, прищурившись, произнес:

– Чего ты хочешь от меня, девчонка?

Если он что-то заподозрит, мне его не уговорить.

– Ничего.

«Отличный ответ, Анди. Ничуть не подозрительный».

Джембер вздохнул:

– Жарко, Анди. Прощай.

Я выскочила перед лошадью и обхватила ее за шею.

– Прошу тебя, зайди. Всего лишь на минутку.

Он наклонился ко мне и отпихнул мои руки.

– Перестань вести себя как ребенок, иначе я выбью из тебя эту дурь.

– Значит, на такой ноте мы расстанемся? – выпалила я. – После четырнадцати лет, проведенных вдвоем? Скажи мне хоть что-то еще, кроме угроз и «прощай».

Тяжело вздохнув, Джембер похлопал лошадь по шее.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал?

– Не знаю… – Я поправила сумку на плече, пытаясь справиться с гневом и странным тяжким чувством потери. Мой план заключался в том, чтобы вынудить его остаться, но сейчас происходило… нечто совсем иное. Нечто настолько подлинное, что меня это пугало. – Для разнообразия что-нибудь не связанное с принципами выживания.

– Ладно. Я буду скучать. Ты это хотела услышать?

Я всплеснула руками, едва сдерживая крик отчаяния… за которым скрывалось то, что причиняло намного более сильную боль.

– Ты и впрямь бессердечный. Тебе вообще все равно, выживу я или погибну? – Моя кровь бурлила, я сжала кулаки, пытаясь вернуть самообладание. – Я для тебя совсем никто?

Он цокнул языком и отвел взгляд – этого небольшого жеста хватило, чтобы у меня скрутило живот.

– Тебя слишком заботит, что о тебе думают люди…

– Меня заботит, что обо мне думаешь ты, – рявкнула я. – Ты. Потому что ты мой… – Я подавилась внезапно вырвавшимся всхлипом. – Ты единственный, кого я могла бы назвать отцом.

Он ничего не ответил, но при этом не сдвинулся с места. Как бы мне хотелось, чтобы на нем не было маски. Хотелось увидеть на его лице хоть какую-то эмоцию. Любую.

Я отвернулась к двери, чтобы он не заметил обуревающих меня чувств. Он не собирался говорить мне, что я ему дорога. Что он… любит меня. Потому что, скорее всего, это не так. Он ведь не ответил на письмо Сабы. Возможно, ему больше не знакомы эти чувства.

И возможно… моим новым принципом выживания должно стать безразличие.

Вдруг послышался скрип и скрежет дерева по камню. Меня охватила паника, и на краткий миг я потянулась за ножом. Однако мои мышцы тотчас расслабились, когда в дверях я увидела Сабу. Ее глаза покраснели, на щеках виднелись высохшие дорожки слез, и на ней была все та же заляпанная кровью одежда. Я хотела заговорить, но в горле встал болезненный комок.

– Что случилось? – наконец выдавила я, когда Саба ступила на песок.

Проходя мимо, она почти с нежностью коснулась моей щеки. Я обернулась и увидела, как Джембер замер на лошади. Тотчас же мне захотелось его защитить – верность делает из людей глупцов. Я выскочила вперед Сабы и выставила перед собой руки, не давая ей приблизиться к нему.

– Саба, не прикасайся к его коже…

Будь это кто-то другой, Джембер вынул бы нож. Нанес бы удар. Или же уехал прежде, чем она успела коснуться его. Непременно сделал бы что-нибудь. Тем не менее Саба одной рукой обняла лошадь за шею, удерживая ее на месте, а другой схватила Джембера за ногу.

– Отпусти, – предупреждающе сказал Джембер, чьи слова, заглушаемые маской, звучали еще более угрожающе. Обе его руки были свободны: он мог потянуться за ножом, но не стал этого делать. Даже не попытался отстраниться.

И наверное, кто-то другой на месте Сабы обязательно убрал бы руку. Мгновение она глядела широко распахнутыми глазами, полными слез, на металлический протез под своей ладонью. Затем зажмурилась и покачала головой. А когда вновь посмотрела на Джембера, ее взгляд был твердым, пристальным и при этом полным мольбы.

Честно говоря, я не знала, на чьей стороне мне следует быть, поэтому просто отошла на несколько шагов.

Джембер попытался вырвать ногу из поразительно крепкой хватки Сабы, но, потерпев неудачу, сдался.

– Саба, отпусти.

Я колебалась между тем, чтобы подойти ближе и отступить еще на шаг. В его голосе звучали знакомые мне резкие нотки. Практически на грани паники. Когда кто-то пытался его удержать, в нем, как и во мне, пробуждались инстинкты самосохранения.

Саба схватилась за сердце и указала в сторону замка – при этом лицо ее выражало одну только боль.

Я ахнула.

– Джембер, она просит тебя о помощи, – объяснила я.

– Мне плевать, – ответил он, выдернув ногу из рук Сабы. – И не смотри на меня так. Ты сама ушла, так что не делай вид, будто я тебе что-то должен.

Саба слегка приоткрыла рот, сдвинув брови. А потом толкнула Джембера вместе с лошадью. Послышалось ржание, за ним последовал крик боли, сопровождаемый чередой проклятий. Я издала смешок и только потом, да простит меня бог, поняла, что лошадь приземлилась прямо на его искалеченную ногу.

Стараясь увернуться от лягающейся лошади, которая неуклюже поднялась и отбежала немного в сторону, подальше от нас, я подскочила к Джемберу. Вот тебе и новый принцип выживания.

Саба уже шагала к дому, но вдруг резко остановилась. Потом бросилась обратно к нам и, опустившись рядом с Джембером, потянулась к его ноге.

– Не трогай, – прохрипел он, тяжело дыша.

Ладонь Сабы, дрожа, зависла над его ногой. Она глядела на него с таким горестным пониманием, что мне хотелось плакать. А потом протянула руку к его маске, осторожно сняла ее и бросила на песок рядом с ним. На мгновение Джембер прищурился – то ли от боли, то ли от слепящего солнца, трудно сказать. Кончики ее пальцев робко коснулись его груди, ладонь медленно раскрылась, пока вся не легла поверх сердца; это прикосновение, даже через рубашку, заставило Джембера вздрогнуть. Но тут я – наконец-то – увидела в его глазах слабый след, проблеск того взгляда, каким Магнус временами смотрел на меня. Полный надежды, радости, обожания, желания любить и быть любимым, но омраченный знакомой яростью, которую Джембер не желал отпускать.