Анна закашлялась.

– Брат Иоанн, – начала она.

Ей отчаянно хотелось сказать ему, что она тоже Ласкарис, Заридес – это фамилия ее мужа. Но, конечно же, это было невозможно.

Иоанн медленно кивнул, на мгновение на его лице появилось удивление, ведь игумен не сказал ему, что гость евнух, и голос выдал Анну.

– Входи, – пригласил Иоанн. – Пожалуйста, садись. Думаю, тут есть еще один стул.

– Да, спасибо, – ответила Анна.

Этот человек был не только законным императором, многие теперь считали его святым, столь близким к Богу, что он мог просить Его о чуде. Но Анна думала лишь о том, сколько времени провел с Иоанном Юстиниан.

– Отец настоятель сказал мне, что у тебя есть друг, который приходил к тебе в гости несколько лет назад, человек из Никеи… – заговорила она снова.

Лицо Иоанна осветилось радостью:

– Ах да. У него такая жажда познаний! Он ищет Бога.

– Похоже, он хороший человек, – осторожно вставила Анна. – Если бы все мы стремились к познаниям, а не останавливались на том, что нам уже известно!

Незрячее лицо озарила теплая улыбка.

– Ты похож на него, – сказал Иоанн просто. – Но, возможно, немного мудрее. Ты уже понимаешь, сколько всего нам еще предстоит узнать. Непознанному нет конца.

– Это ли не рай? – спросила Анна пылко. – Бесконечно учиться и любить, – пояснила она свою мысль. – Это то, что он искал?

– Он дорог тебе, – мягко заметил слепец. Это был не вопрос – лишь констатация факта. – Это твой друг? Родственник? Он говорил, что у него нет брата, только сестра. По словам Юстиниана, она – лекарь, и очень талантливый.

Анна была рада, что Иоанн не видел ее слез. Юстиниан говорил о ней даже здесь, с Иоанном Ласкарисом. Она нервно сглотнула комок, подкативший к горлу.

– Родственник, – ответила Анна, чувствуя, что должна сказать ему правду – насколько это возможно, признаться в существовавших между ними родственных связях. – Но дальний.

– Юстиниан из Ласкарисов, – сказал Иоанн мягко, перекатывая во рту это имя, словно его звук был ему сладок. – Он больше не бывает у меня. Боюсь, что его вовлекли во что-то опасное. Юстиниан говорил о Михаиле Палеологе, и о союзе с Римом, и о том, как он хотел бы спасти город от кровопролития, войны и предательства, но это неимоверно сложно.

Иоанн Ласкарис нахмурился, и его лоб прорезали морщины, линии на обезображенном лице стали глубже.

– С ним что-то случилось, не так ли?

Анна не смогла ему солгать:

– Да, но мне неизвестно, что произошло на самом деле. Я пытаюсь это выяснить. Виссарион Комненос был убит, и Юстиниана обвинили в пособничестве человеку, который это сделал. Сейчас Юстиниан в Иудее в изгнании.

Иоанн испустил тяжелый вздох. В нем слышались скорбь и бесконечная усталость.

– Мне очень жаль. Если Юстиниан как-то с этим и связан, он не нашел того, что искал. Я почувствовал это во время его последнего визита. Юстиниан изменился. В его голосе появилось разочарование.

– Разочарование? – повторила Анна, наклоняясь ближе к Иоанну. – В Церкви… или в чем-то другом?

– Мой дорогой друг, – сказал Иоанн, чуть качая головой. – Юстиниан искал ответы на многие вопросы. Он хотел найти причины несовершенства нашего восприятия. Думаю, он был бы лучшим императором, чем Виссарион Комненос, и знал об этом. Но трон не сделал бы его счастливым. Я не уверен, что и он это понимал.

Императором? Юстиниан? Иоанн, должно быть, что-то неправильно понял.

– Но он любил Церковь, – упрямо возразила Анна. – Он стал бы бороться за веру!

– О да, – согласился слепец. – Юстиниан всей душой хотел принадлежать к ней, сохранить ее ритуалы, красоту и прежде всего идентичность.

Новая мысль вспыхнула в сознании Анны.

– Настолько сильно, что готов был умереть за это?

– Я не могу ответить на твой вопрос, – признался Иоанн. – Ни один человек не может сказать, за что он готов умереть, пока не наступит решающий момент. А ты знаешь, ради чего готов умереть, Анастасий?

Анна опешила. У нее не было ответа.

Иоанн улыбнулся.

– Чего ты ждешь от Бога? И чего, по-твоему, Он ждет от тебя? Я спрашивал об этом у Юстиниана, и он мне не ответил. Думаю, тогда он еще не знал, во что верит.

– Ты сказал, что он любит Церковь, – произнесла тихо Анна. – А почему православную, а не римско-католическую? У нее тоже есть красота, и вера, и ритуалы. Во что верил Юстиниан, за что готов был так дорого заплатить?

– Мы предпочитаем идти по проторенному пути, – просто ответил Иоанн. – Никому из нас не понравится, если какой-то чужак из далеких краев на другом языке станет приказывать нам, что думать и делать.

– И все?

– Это немало, – возразил монах с усталой улыбкой. – В жизни не так уж много определенности, того, что не меняется, не хиреет, не обманывает и не разочаровывает рано или поздно. Единственное, что подходит под это определение, – неприкосновенность Церкви. Разве ради этого не стоит жить – или пойти на смерть?

– Да, ты прав, – тут же ответила Анна. – А Юстиниан обрел… по крайней мере надежду?

– Не знаю, – ответил Иоанн, и его голос прозвучал печально – в нем сквозило одиночество. – Но я скучаю по нему.

Слепой выглядел усталым, его голос как-то вмиг лишился силы, глазницы стали казаться еще глубже.

– Я делаю все возможное, чтобы доказать: Юстиниана обвинили несправедливо, – призналась Анна, повинуясь внезапному порыву. – Если мне это удастся, им придется его помиловать, и тогда он вернется в Константинополь.

– Твой дальний родственник? – с усмешкой уточнил Иоанн.

– И друг, – добавила она. – Не буду тебя утомлять.

Анна встала, испугавшись соблазна бесповоротно выдать себя.

Иоанн поднял руку в старинном благословении:

– Да освятит Господь твой путь во тьме, да утешит тебя в одиночестве в холоде ночи, Анна Ласкарис.

Женщину обдало волной жара. И все же, несмотря на испуг, ей было приятно. Иоанн догадался, кто она; он назвал ее настоящее имя. На один долгий, чудесный миг она стала собой. Анна наклонилась вперед и мягко, по-женски коснулась его руки. Затем повернулась и пошла к двери. Едва шагнув за порог, она снова вошла в роль евнуха.

После долгого возвращения в Константинополь, во время которого Анна едва ли обменялась десятком слов с Виченце, она нанесла визит Зое.

Анна вновь стояла в комнате с огромным золотым распятием на стене и великолепным видом из окна и с улыбкой смотрела на Зою, наслаждаясь моментом.

– Тебе удалось спасти преподобного Кирилла? – спросила хозяйка дома.