В колеблющемся свете свечей сделать это было совсем непросто.

Анна остро осознавала, какую боль причиняет пострадавшему. В отличие от других пациентов, она не могла дать ему какие-нибудь обезболивающие травы. Рот и гортань монаха превратились в распухшее кровавое месиво. Но сейчас Анна могла думать только о том, как спасти ему жизнь. Она действовала очень быстро, накладывая швы, затягивая края раны и почти физически ощущая в воздухе волны боли.

Наконец Анна закончила и вытерла кровь. Осторожно умыла пострадавшего и встретилась с ним взглядом. Она понимала, что хоть он уже никогда и не сможет говорить, но по-прежнему все слышит. Анна показала ему травы, рассказала, как, когда и в каких пропорциях их использовать.

– Ты должен следить за тем, чтобы твои губы и рот были влажными, – продолжила она. – Но не прикасайся пока что к ране. – Потом обратилась к окружающим: – Если он захочет пить, давайте ему вино с медом, но осторожно, чтобы он не поперхнулся.

– А еда? – спросил кто-то. – Что ему можно есть?

– Жидкую кашу, – ответила Анна. – Теплую, но не горячую. И супы. Он научится жевать и глотать, дайте ему только время.

Она надеялась, что так и будет. Прежде ей не приходилось сталкиваться с такими увечьями.

– Спасибо, – искренне поблагодарил священник, который ее привел. – Мы всегда будем упоминать твое имя в наших молитвах.

Анна просидела с ними всю ночь, наблюдая за пациентом и за тем, как монахи пытаются успокоить друг друга и найти в себе мужество, зная, что ждет их впереди, – возможно, всех. Никодим был первым, но далеко не последним.

– Кто это сделал? – спросила Анна, страшась ответа.

Монахи переглянулись, потом воззрились на нее.

– Мы не знаем, кто они такие, – ответил один из них. – У них был указ императора, но вел их иностранец, римский священник со светлыми волосами и глазами цвета зимнего моря. – Монах медленно вздохнул, и его голос стал еще тише. – У него был список.

Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ее разом покинули силы. Она ошибалась, не доверяя Константину, была слишком робкой, слишком малодушной, чтобы признать правду. Ей не хотелось пачкать руки… Анне стало стыдно за собственную глупость.

Высокую цену приходится платить за веру – в Бога, свет и надежду. Наказание было жестоким: распятие. Анне стало плохо при мысли об этом, у нее перехватило дыхание, внутренности сжало спазмом от животного ужаса. Почему со временем мы перестали осознавать страдания Христа? Как будто Он был не из плоти и крови, как все остальные, как будто Его ужас, Его боль, Его муки были иными. Ответ прост: чтобы не задумываться об этом. Так нам легче Его предавать.

Вдруг на душу Анны снизошло удивительное умиротворение. Она была не права в том, что касается Константина. Не права, неразумна, поверхностна в своих суждениях. И теперь раскаяние обрушилось на нее в полной мере. Им всем придется бороться, взять в руки и применить оружие, которое будет причинять боль, как их врагам, так и им самим.

Но ее внутренний конфликт разрешился, и всепоглощающая уверенность сладким бальзамом разлилась в душе у Анны.

Ее вызывали снова и снова, чтобы помочь монахам, которых пытали, – но ни один из них не вверг ее в такой ужас, как первый несчастный. Анне удавалось спасти далеко не каждого. Иногда она могла лишь облегчить агонию, оставаться с умирающими до конца. Но этого было недостаточно.

Анна ненавидела, когда ее благодарили, благодарили даже тогда, когда она не смогла спасти больного. Она не чувствовала в себе смелости. Ей хотелось убежать, но кошмары, которые преследовали бы ее всю жизнь, если бы она оставила умирающего, были гораздо страшнее, чем любой ужас наяву.

Дома она металась ночью по кровати и часто просыпалась, судорожно всхлипывая. Ее лицо было мокрым от слез, а в груди чувствовалась острая боль.

Тогда Анна сползала на пол, опускалась на колени – и молилась: «Отче, помоги мне, научи меня. Почему Ты позволил этому случиться? Они хорошие, мирные люди, от чистого сердца, изо всех сил стремятся ежедневно служить Тебе. Почему же Ты не можешь им помочь? А может, Тебя это не волнует?»

В ответ – лишь тишина, темная, как ночь. Даже если там, в вышине, настоящие звезды, а не иллюзии, они бесконечно далеки.

Однажды Анна с трудом ускользнула от людей императора, когда они вломились в дом. Ее вытолкали через заднюю дверь яростные противники унии. Они готовы были пожертвовать своими домами, всем своим имуществом, чтобы спасти монахов, которые по-прежнему выступали против союза с Римом – и становились мучениками за веру.

Анна бежала вместе с ними сквозь дождь и ветер, ее ноги скользили в потоках воды по желобам, натыкались на глухие стены, спотыкались о ступени. Ее тащили за собой. Кто-то нес ее сумку с инструментами. Анна не знала, кто эти люди, но была благодарна им за их мужество.

Когда они наконец вбежали в тихую комнату, где у огня сидела одинокая старушка, Анна рассмотрела при свете факела, что ее сопровождали трое, двое мужчин и молодая женщина с длинными мокрыми волосами.

– Ты должен быть осторожнее, – сказала женщина, пытаясь восстановить дыхание. – Ты много раз откликался на просьбы о помощи. Теперь они тебя знают.

– Почему меня? И кто такие «они»? – спросила Анна, боясь услышать правду.

– Людям известно, что ты – лекарь владыки Константина, – ответил мужчина, – помогал ему спасать бедняков.

Больше об этом не произнесли ни слова. Конечно, именно Константин стоял за спасением людей, за их лечением, за сопротивлением обычных горожан. Именно он добился того, чтобы Юстиниана отправили в ссылку, а не на плаху. Они все боролись во имя единой цели – за свою веру, за жизнь, за существование Византии, боролись за возможность молиться так, как они считали правильным.

Анна отправилась к Константину, в тишину и покой его дома, в ту галерею, где висела его любимая икона.

– Спасибо, – просто сказала она, голодная, покрытая синяками, измученная после бессонной ночи, побега, страха и тяжелых размышлений. – Спасибо за все, что вы делаете, за то, что вам хватает мужества вести нас, освещать нам путь. Не знаю, насколько страстно отдаю предпочтение одной вере перед другой, одному взгляду на природу Бога и Святого Духа перед другим. Но уверена: для меня важна любовь к человечеству, которой учил нас Христос. Я всем сердцем верю, что она самое дорогое, что есть на свете. Она стоит того, чтобы ради нее жить – и умирать. Без нее нас в конце ждет лишь тьма.

На миг воцарилась тишина. Только теперь Анна до конца осознала значение своих слов.

– Если бы ад не был так глубок, тогда рай не был бы так высоко. Хотели бы мы, чтобы Господь опустил рай пониже?

Анна затаила дыхание, увидев, что Константин поднял голову, склоненную в молитве, и посмотрел на нее.

– Мог ли Он сделать это – и остаться после этого Богом? – спросила Анна, хотя и знала ответ.