На второй день показались высокие дюны. Это были не обычные холмики, а сложные системы, раскинувшиеся гигантской сетью на многие километры. Некоторые из них буквально перпендикулярными стенами перегораживали нам дорогу; другие выглядели как огромные ступенчатые пирамиды, которые можно преодолеть только в несколько этапов. Еще одно препятствие для нашего продвижения представляло то, что ветер дул преимущественно с северо-востока, а это значило, что нам приходилось взбираться на дюны по рыхлой подветренной стороне. В течение нескольких утомительных дней мы проходили за сутки менее 6 км по прямой. Моторы рычали от натуги, грузовики стонали от усилий и передавали свою болезненную дрожь нашим и без того покрытым синяками телам.

Через несколько дней после начала экспедиции мы въехали на участок, покрытый остатками древних пресноводных моллюсков, что напомнило нам, что эта крайне засушливая песчаная пустыня много тысяч лет назад была озером. Фрагменты окаменелых хвощей — одних из самых древних растений на земле — также указывали на процветавшую здесь некогда жизнь. Мы нашли и результаты дел рук человеческих. Одним из таких свидетельств были остатки неизвестного жилого здания, стоявшего на вершине небольшого холма. Исходя из найденных нами внутри образцов ткани, я определил его возраст в 500–700 лет, т. е. оно было построено, когда пустыня еще не добралась до Тарима.

На то, чтобы покрыть расстояние, по прямой составлявшее 113 км, нам потребовалось 10 невероятно тяжелых дней, но под конец мы добрались до крепости L.K. Пока мы шли пешком последние пару километров, нашли несколько древних предметов, в том числе два церемониальных каменных топора из зеленого нефрита, обработанный кусок желтого, почти прозрачного селенита (с виду похожего на нефрит), несколько обработанных кремней, три каменных веретена и несколько образцов грубой керамики. В Лобноре древние китайцы всегда строили свои крепости и поселения в обитаемых с доисторических времен местах, где был доступ к воде.

Одинокая крепость все еще выглядела внушительно, несмотря на 16 столетий заброшенности и сильное выветривание. Выстроенные в форме неправильного четырехугольника, ее массивные стены из чередующихся толстых слоев глины и накрест уложенных тополевых стволов и ветвей в некоторых местах еще стояли. Возможно, изначально стены, покрытые глиной, поддерживали парапет. Как и в Карадонге, широкие входные ворота располагались с северо-восточной стороны. Вход закрывали две крепкие деревянные двери, одна из которых по-прежнему лежала, нетронутая, на песке. Хотя L.K. была выстроена гораздо более капитальной, чем Лоулань, ее мощные стены были сильно повреждены яростными ветрами, которые в этой пустыне являются злейшим врагом для всякого творения человеческих рук.

Буйные ветры, дующие из пустыни Гоби, здесь гораздо сильнее, чем в других частях Такламакана, лежащих к западу от Лобнора. Они разрушают не только любое строение, но и саму землю. В большинстве районов Такламакана можно порой пройти по почве, которая оставалась нетронутой целые тысячелетия, но здесь, в Лобноре, она унесена ветром прочь, а вместо нее — одни ярданги или песок. Эти ветры столь опустошительны не только из-за яростных песчаных бурь, но и потому, что непрерывно дуют в одном и том же направлении. Как заметил один из наших водителей, «ветер в Лобноре не знает ни сна, ни отдыха». Это похоже на гигантскую шлифовальную машину с песком в роли наждачной бумаги.

Внутреннее пространство крепости представляло собой сцену крайней разрухи. Центр завален бесчисленными деревянными перекладинами и шестами. Стейн видел несколько десятков из них еще стоящими, я нашел лишь несколько; остальные лежали беспорядочными кучами. Стейн увез некоторые из шестов во время своих недолгих раскопок, и со времени его посещения около 100 лет назад ветер расширил бреши и устроил еще больший хаос. И все же мне удалось идентифицировать все помещения, упомянутые Стейном, и обнаружить еще одно новое, рядом с воротами, которое некогда было частью узкого двухэтажного строения.

Хотя мы раскопали его до самой земли, нам попались лишь незначительные находки, как то: фрагменты монет, глиняное веретено, несколько грубых стеклянных голубых бусин, два шнурка из верблюжьей шерсти и несколько серых и красных керамических черепков. Как и Стейну, с письменными документами нам не повезло.

Время шло, ночи становились все холоднее, термометр доползал до —30 °C. Если было облачно, температура в течение дня почти не повышалась, а сильный ветер добавлял и без того леденящему воздуху эффект дополнительных —10–15 °C. Каждое движение требовало особого усилия. Руки и лица распухали. Слезы замерзали на щеках, а в уголках глаз, на кончике носа и в усах образовывались крошечные сосульки. Ежедневный утренний предрассветный марш из лагеря к развалинам оглашала какофония неаппетитных звуков. Мы хрипели, сморкались, плевались, охали, пукали и рыгали — словом, вели себя, как наши грузовики, чьи фыркающие моторы должны были с полчаса прогреваться на «нейтралке», прежде чем сдвинуться с места. Пока солнце не поднималось над горизонтом и не взбадривало нас, так мы и оставались караваном несчастных и замерзших существ, шмыгающим носами.

Одним таким утром я решил дойти до второй крепости, L.L., чьи очертания угадывались со стен L.K. Она была намного меньше первой, от ее западной части в пустыню шла дюна. Внутри крепости было еще большее запустение, чем в L.K. Не осталось ничего, кроме нескольких лежавших на земле длинных шестов. Все остальное ветры выдули в пустыню. Раскопки вознаградили нас только несколькими янтарными и синими бусинами, жерновом, маленькой бронзовой пластиной в форме щита и целой монетой у-чжу. Название «у-чжу» означает «пять зернышек» и относится к весу монеты, равному 3,5 г. У-чжу имели традиционную для китайских монет форму — круглую с квадратным отверстием в середине, — которая является носителем космологического смысла: круг символизирует небо, а квадрат — землю. У-чжу были введены в обращение во II веке до н. э. и имели хождение более 700 лет.

Каждый день, пока мы раскапывали L.L., ветер крепчал, и наконец началась небольшая песчаная буря. При взгляде против закатного солнца летящий песок выглядел, как сотни уползающих прочь золотых змей. Вскоре земля на горизонте сливалась с небом, и все вокруг теряло очертания.

Ни усилия Стейна, ни наши не увенчались успехом: крепости не собирались сбрасывать покров своих тайн. Никто на самом деле не знает ни когда они были построены, ни когда покинуты. Еще более интригующий вопрос: почему две крепости были построены в этом крайне пустынном месте и отстояли друг от друга всего на пять километров? Ведь строительство и содержание их должно было стоить немалых денег. Может быть, одна из них была военной крепостью, а другая — караван-сараем? Или они были выстроены в разное время? В L.K. я заметил, что слой тополевых стволов внутри внешних стен обуглен. Возможно, крепость была сожжена, а позже восстановлена? Это вполне вероятно, если принять во внимание, что Китай дважды терял контроль над Лобнором и прилегающими территориями между 15–75 гг. и 140–260 гг., когда напали орды кочевников с севера и захватили регион.

После недельных раскопок настала пора уезжать, а наши вопросы так и остались без ответов. Отыскать следующие цели — L.M. и L.R. — было еще сложнее. Поселений, между которыми было около четырех километров, не оказалось на спутниковых фотографиях; неточная карта Стейна тоже не слишком помогла. Урс двинулся на запад, Эрнст — на север, а я — на северо-запад. Мне достался «счастливый билетик»: уже через несколько минут поисков я нашел разбитый на 40 с лишним осколков декорированный бронзовый горшок. Такая изысканная находка указывала не на полукочевое доисторическое поселение, а на то, которое относилось к династии Хань (202 г. до н. э. — 220 г. н. э.) или Западная Цзинь (263–316 г. н. э.).