– Я не имею права разглашать эту информацию.

Я бросила взгляд в дальний угол комнаты. Толстовку передавали еще одному полицейскому штата. Он тоже был в перчатках. Сквозь тонкий латекс светилась его кожа. Он убирал толстовку в картонную коробку для улик. Ужас затопил мое сердце.

– Кто-то из девочек мог поделиться с тобой секретом? Тем, что не знали другие? – спросила она.

– Не знаю.

– У них были секреты?

– Я не знаю, что можно назвать секретом. Я не знаю, кому и что они рассказывали.

Я специально вела себя, как стервозный подросток. Я хотела стереть жалость с ее лица. Я не заслужила подобного отношения. Но женщина наклонилась ближе. Так обычно делала тот крутой психолог из нашей школы. Она всегда говорила, что она нам друг, а не надзиратель.

– По большей части подростки убегают. А убегают они потому, что должны с кем-то встретиться. С бойфрендом. Или любовником. Обычно данного человека не одобряют остальные. Запретный плод. Девочки о таком не говорили?

Я не была уверена, что мне можно отвечать. Я не понимала, что происходит.

– Они убежали? Вы так считаете?

– Милая, мы не знаем. Может, и убежали. Именно поэтому нам нужна помощь. Иногда девочки убегают, чтобы встретиться с парнем, а он в итоге причиняет им вред. Мы не хотим, чтобы кто-то причинил им вред. Мы хотим найти их. Если ты что-то знаешь, нам может помочь любая мелочь. Я буду очень рада, если ты со мной поделишься.

Я вспомнила о книжке «Милые кости». На поле нашли тело мертвой девочки-подростка. Ее убил жутковатый сосед.

– Вивиан кое с кем встречалась.

Глаза женщины засияли, но она тут же отклонилась назад и принудила себя успокоиться.

– Она, случайно, не упоминала имя?

– Вы думаете, он мог что-то с ней сделать?

– Мы узнаем, когда поговорим с ним.

Я решила, что это утвердительный ответ. Это значило, что они думают, будто Вивиан, Натали и Эллисон не просто потерялись. Они думают, что девочки мертвы. Убиты. Три милых скелета где-то в лесу.

– Эмма, – сказала она. – Если ты знаешь его имя, ты должна помочь нам.

Я открыла рот. Сердце колотилось так сильно, что у меня стучали зубы.

– Это Тео. Теодор Харрис-Уайт.

Я не поверила в собственные слова, даже когда произнесла их вслух. Но я хотела верить. Мне хотелось думать, что Тео имеет отношение к исчезновению. Что он может причинить им вред. Ведь он уже сделал больно одному человеку.

Мне.

Он разбил мое сердце и даже не узнал об этом.

И теперь я могу отомстить.

– Ты уверена? – переспросила женщина.

Я попыталась убедить себя, что делаю это не просто из ревности. Тео был как-то в этом замешан, логично? По возвращении Вивиан, Натали и Эллисон должны были отыскать вожатую, раз уж ткнулись в запертый коттедж. Они не стали этого делать, ведь они ушли на несколько часов, а еще пили алкоголь. И то, и то могло привести к отлучению от лагеря. Поэтому они пошли к тому, кому могли доверять. К Тео. Теперь они пропали. Скорее всего, они мертвы. Это не совпадение.

Именно такую ложь я рассказала себе.

– Уверена.

Через несколько минут мне разрешили вернуться в «Кизил». Вокруг здания ремесел и искусств гудели люди. Полицейские, репортеры… Вдали выли ищейки. Полиция начала обыскивать пикап. Я заметила их, когда шла. Они заглядывали внутрь и рыскали в бардачке.

Я отвернулась – и увидела поисковый отряд, возвращавшийся из похода по лесам. Он состоял из жителей города, пришедших помочь. В толпе я увидела несколько знакомых лиц. Работница кухни, которая положила мне блинчики на тарелку четвертого июля (казалось, что прошло несколько недель). Рабочий, все время чинивший что-то в лагере.

И Тео. Он выглядел просто ужасно. Майка потемнела от пота, волосы запутались, на щеке была грязь.

Я бросилась к нему, не зная, что собираюсь делать. Я злилась на Вивиан и была в ужасе, переживала за нее. Я злилась на Тео и была влюблена в него. Я оказалась прямо перед ним, сжала руки в кулаки и стала бить его по груди.

– Где они? – выкрикнула я. – Что ты с ними сделал?

Тео не пошевелился и даже в лице не поменялся.

Мое воспалившееся сознание решило, что он был готов к такому повороту событий, знал, что я его поколочу.

В глубине души он понимал, что заслужил это.

Этого не может быть.

Я не схожу с ума.

Слова врезаются в мою голову, как только я прихожу в себя. Я мгновенно сажусь – и ударяюсь лбом о что-то твердое. Голова пульсирует от боли, и я чувствую, что болит она целиком, ломит еще и затылок.

– Ого, – говорит кто-то. – Полегче.

Я несколько мгновений не понимаю, что происходит. Потом осознаю, что я в лагере «Соловей». Что это «Кизил». Что я вломилась головой в верхнюю кровать. Говорит Тео. Он сидит на моем ящике для вещей и читает Сашин «Нэшнл Джеографик». Ждет, пока я очнусь.

Я тру голову, лоб и затылок. Лоб уже проходит, а затылок начинает болеть сильнее.

– Ты здорово навернулась в подвале, – говорит Тео. – Я немного смягчил падение, но ты сильно ударилась головой.

Я вылезаю из кровати и встаю, держась за койку Миранды на случай, если мне понадобится опора. Мои ноги словно гуттаперчевые, но я все-таки могу стоять. Вокруг остаются маленькие обрывки темноты, захватившей меня в Особняке. Я моргаю, и они исчезают.

– Тебе нужно отдохнуть.

Сейчас это невозможно. Не при нем же. Да и руки у меня болят от волнения. Я не могу успокоиться. Я осматриваю коттедж и вижу все то, что уже увидела этим утром. Кровать Саши аккуратно заправлена. Под одеялом Кристал спрятался плюшевый медведь.

– Их так и не нашли?

Тео мрачно качает головой. Ноги начинают дрожать, словно умоляя меня прилечь. Я хватаюсь за койку Миранды еще крепче и продолжаю стоять.

– Флинн рассказал семьям. Он спросил, связывались ли девочки с ними. Ответ отрицательный. Бабушка Миранды даже не знала, что у нее есть мобильный телефон, поэтому мы не знаем, какой у нее оператор.

– Флинн поговорил с работниками кухни?

– Да. Они все живут в соседнем городе и работают в местной школе. Они были рады получить работу на лето. Они приезжают на машине вместе перед завтраком и уезжают после ужина. Прошлым вечером никто не остался в лагере. И никто не приехал рано с утра сегодня. Даже Марвин.

Вся моя информация, все попытки помочь Флинну были лишены смысла. Я чувствую, что в груди копится разочарование, подпирает грудную клетку.

Тео откладывает журнал в сторону и спрашивает: