– Светик, – вкрадчиво сказал я, опасаясь, что она сейчас швырнет трубку, так и не поспособствовав разрешению проблемы. – Светочка, подожди, пожалуйста! – Мой ласковый голос наконец-то подействовал. – Подумай, пожалуйста, еще, и если вдруг в твою умную голову придет что-то дельное, позвони мне. Пожалуйста. Очень тебя прошу. Позвони!

– Да я тебе хоть среди ночи могу позвонить, – проворковала она, явно растаяв. – Если ты попросишь. Но к Никитичу сама не сунусь, об этом и не проси!

– А мне что делать?

– А что ты вчера делал?

– Роман писал, – растерялся я, выдав этой ехидне рода человеческого свою тайну. Правда, об этой тайне уже знали и Николай Николаич, и Желтая Уточка, и Лин… Но Лин была не в счет – потому что она пропала… да и вообще ей это было все равно. А вот Светке, похоже, было не все равно, потому что она тут же спросила:

– А о чем роман?

– Исторический, – кратко ответствовал я.

– А-а-а… – протянула она. – Я исторические романы не люблю. Я люблю мемуары, хотя там тоже вранья полно. Но только исторические романы вообще сплошная профанация. Сиськи-письки на фоне диорамы Курской битвы из папье-маше. Детский сад, трусы на лямках!

– Это ты путаешь исторические романы с любовными, – несколько уязвленно заявил я. И даже не несколько. Весьма и весьма уязвленно. Потому что у меня именно наличествовали не серьезные исторические изыскания, а как раз эти самые сиськи-письки, и именно на фоне раскрашенного на скорую руку папье-маше!

– Любовные тоже не читаю! – отрезала Серый Волк. – Мне этого добра и на работе хватает! И вообще, успокойся, Стасов, и иди писать свой роман дальше. Не пропадет наш вечно живой и любимый Никитич. Он еще и не такое переживал. И это переживет, и очень даже прекрасно переживет. А ты разнервничаешься за него, а потом свою гибель Помпеи живописать не сможешь. Или погуляй пойди… погода прекрасная. Я лично собираюсь вечером с Данилкой по озеру поплавать…

Ага! Вот так ласково-ласково: с Данилкой! Ай да Серый Волк! Лунная соната плюс томность заката, и легкий бриз, и ненавязчивый интим прямо в лодке… А действительно, чем сидеть тут и прислушиваться, не помер ли там с горя наш олигарх, поведу-ка я Ирочку на прогулку! Все равно писать свои псевдоисторические страсти в таком состоянии я не могу, а погода и в самом деле прекрасная. И Ирочка прекрасная. И даже Светка в своем роде тоже очень прекрасная… но с ней пусть гуляет кто-нибудь другой. Хотя бы и Данилка! Все равно как будущий Ирочкин муж он уже погиб. Безвозвратно.

Я надел легкие льняные брюки, заново причесался, оглядел себя в зеркале: весьма ничего! Можно приглашать девушек на романтические прогулки! Затем набрал номер. Трубку почему-то не брали, но я точно знал, что она должна быть при ней. В отличие от меня Желтая Уточка – существо крайне аккуратное… возможно, она в дýше? Очень даже возможно – в такую-то жару! Пройдусь-ка я потихоньку до ее апартаментов… а потом позвоню еще раз.

– Неужели ты думаешь, что она подходит тебе лучше?!. – Дверь в номер Ирины Павловны была распахнута настежь, и поэтому расхваленная мной звукоизоляция совершенно не работала. Кроме того, говорила она очень громко.

Как известно, у товарняка, да еще и тяжело груженного, тормозной путь километра два… у меня, груженного тяжкими раздумьями о пропавшей Лин и явно плохо себя чувствующем Ник Нике, торможение также наступило с запозданием, и я почти ввалился в помещение, где меня явно не ждали. Где вообще никого не ждали, ибо там происходило неприятное спонтанное объяснение. Даниил, или Данилка, как коротко называла уведенного жениха Светка, растерянно стоял перед бывшей невестой. На щеках Ирочки пылали яркие пятна, голос дрожал, глазки сверкали…

– Она совершенно, совершенно тебе не подходит! – кричала она. – Почему ты как слепой и этого не замечаешь?! Неужели я… – Тут она заметила меня и мгновенно осеклась.

«Я опять не вовремя, – уныло подумал я. – И тут я совершенно не нужен. И тут тоже драма. Носит меня сегодня нелегкая из огня да в полымя…»

– Простите. – Я не знал, куда и деваться. – Собственно… – промямлил я, – я пришел пригласить Ирину Павловну… и я совершенно не собирался…

– Ничего-ничего! – неожиданно весело воскликнул экс-жених. Еще бы! Мое появление его просто спасло, иначе бывшая невеста непременно высказала бы ему все, что думает, и очень даже возможно, что и с рукоприкладством! Как, собственно, он того и заслуживает. – Я уже ухожу! – «Данилка» весьма резво развернулся и дал стрекача, а вот я… я остался с разгневанной Желтой Уточкой один на один!

– Я не вовремя, – прямо сказал я.

– Ничего… – Ирочка отвернулась.

– Я хотел пригласить тебя погулять…

– Угу… – Она все не поворачивалась, и я с ужасом понял, что девушка, наверное, горько плачет, а я стою как соляной столб и совсем ничего не делаю! Ну просто совсем! Я порывисто шагнул к Ирочке, обнял это хрупкое создание и прижал к себе. Вы замечали, что стоит человеку ощутить поддержку, как он расклеивается окончательно? Едва я обнял ее, как Ирочкин плач перешел в самые настоящие рыдания.

– Ну ничего… ничего… – Я гладил ее по плечам, по вздрагивающей голове с растрепавшимися волосами, потом сильно прижал эту голову к своей груди, словно Ирочка была маленьким ребенком, и, слегка баюкая, поцеловал в макушку.

– Я, собственно, вернулся, чтобы извиниться, что наговорил резкостей, но, как вижу, тебя есть кому утешать!

Препротивный Даниил, писаный красавчик со злым лицом, стоял в дверях и презрительно взирал на нас.

– Это совсем не то, что вы подумали! – Я проговорил самую пошлую из всех банальностей и самую банальную из всех пошлостей – но что я мог еще сказать?!

– Что же это вы своего друга оставили одного в таком состоянии?

– Друга?.. – Я растерянно взирал на ту самую толстую неопределенную врачиху, которая заняла место моей бывшей жены. Моей любимой жены. Моей бросившей меня жены, черт побери, потому что я сам, наверное, во всем виноват! И это я для нее – бывший, а она для меня – все еще нет!

– Ну а кто он вам еще? – Докторша засопела носом, напоминающим картофелину, принюхалась: не пил ли я. Разумеется, я пил! Мы с Уточкой пили вдвоем, потому что у нас был повод. Ирочка была расстроена, а я был расстроен, потому что она была расстроена. Но я всячески отговаривал ее употреблять крепкие напитки, и тем более в большом количестве, поэтому мы были не то чтобы пьяны – скорее расслаблены и в легкой печали.

– Я спросила, есть ли у него друг, чтобы с ним посидеть, и он сразу назвал вас!

Николай Николаевич, который скорбно возлежал на своей огромной и теперь, увы, одинокой постели, открыл глаза.

– Лев Вадимович, неужели вы будете отрицать, что вы мне друг? – иронически спросил он, и я понял, что пациент скорее жив, чем мертв. Толстая докторша, однако, была иного мнения.