– С кем они сражаются? – спросила Лава.

– Обычно с теми, кто пытается навредить ордену, уничтожить его, – ответил Литус. – Но теперь у нас у всех один враг.

Улыбнулся и ушел.

Ушел.

Она лежала еще минуту или две. Сначала перестала лить слезы. Потом успокоила дыхание. Еще лежа, стала гладить живот. Поднялась, вновь погладила живот, пожала плечами, ощупала себя всю, особенно там, где прикосновения Литуса как будто еще не истаяли без следа. Подумала, что какое-то новое ощущение появилось или в ушах, или на коже, но не на животе. Мотнула головой, выпрямилась, потянулась и только после этого ужаснулась, бросилась к дверям, задвинула щеколду и осмотрелась.

Обитатели башни ордена Земли явно не слишком заботились о роскоши, но не отказывали себе в удовольствиях. Стены небольшой кельи, шесть на десять шагов, были сложены из грубо обработанных камней, но швы между ними были тонкими, едва различимыми, и уж точно исключали возможность сквозняков и каких-то потаенных пазов для сырости и насекомых. Узкое окно-бойница располагалось высоко, почти под самыми сводами, смыкающимися конусом, но давало достаточно света, и теперь было чуть приоткрыто, но высокий табурет на толстых ногах и палка с крючком, чтобы управляться с рамой и замком на ней, стояли тут же. «Пролезу, – подумала Лава и снова ощупала живот, – пока пролезу. Но зачем? Кажется, мы поднялись едва ли не на середину высоты башни. И от кого мне убегать?» На цветном витраже в свинцовой раме был изображен охваченный пламенем человек.

Лава оглянулась. Все в предоставленной им с Литусом комнатушке было таким – удобным без следа скупости и щегольства одновременно. Широкий лежак был сделан из дуба, но его прочность превалировала над красотой. Удобный тюфяк скорее всего был набит конским волосом и прятался под дорогим бельем, но покрывало явно видело не только лучшие годы, но и лучшие десятилетия. Все это стояло на обычном каменном полу, на нем же лежала изрядно потертая коровья шкура. На нем же стоял и ничем не украшенный сундук, выполненный, однако, из красного дерева. Простенькое, накрытое глиняной крышкой отхожее место в углу комнатушки, за глиняной же печью, тем не менее не издавало никакого запаха. Жаль, что не было зеркала. Лава наклонилась над чаном с водой, пригляделась к собственному отражению, взъерошила короткие волосы, вздохнула об утраченном богатстве, но тут же вспомнила, что оно в целости и сохранности лежит в ее мешке. Зачем ей теперь отрезанные волосы? Хотя в сказках из женских волос воины плели тетивы для луков. Но и лука у нее тоже нет. А теперь нет и меча.

Лава посмотрела на угол, в котором лежал ее мешок, на забитые в стену над ним костыли, на которых висела ее одежда, шагнула к столу, стоявшему у изголовья кровати. На черной от времени столешнице стоял глиняный кувшин, на блюде лежал хлеб, сыр, тушеное с фруктами мясо. Интересно, кто приносил еду, или Литус сам ходил за ней? Во всяком случае, Лава проснулась обнаженной, одеяло сбилось в жарко натопленной комнате к ногам. Ладно. Теперь было бы неплохо перекусить. Но чуть позже. Неужели он и в самом деле оставил ей подарок собственной матери? Блюдо, словно стальная змея, окружал пояс Литуса. Оставил, значит, так и надо, но не натрет ли ремень ей живот или бедра? И как же она застегнет его, если у нее вырастет живот? Что значит если? Обязательно вырастет. Рукоять диковинного меча вместо пряжки, конец лезвия заходит под нее, под рукоятью крючки, но увеличить размер пояса можно только на две ладони. Хороша же она будет, когда пояс придется застегивать под животом? Или к тому времени война закончится? Или закончится она сама, Лава? Пять метательных ножей с одной стороны, два кинжала с другой, кисет с мантией и, кажется, кошель, и еще какие-то кисеты – с другой. Все в рунах защиты. Фламма, наверное, прочитала бы каждый знак и все объяснила. Но Фламмы уже давно нет… Блеск черного изогнутого клинка и бронзовых скоб снаружи, бронзовые сплетенные друг с другом кольца под клинком и желтая мягкая широкая кожа изнутри. И никакой магии. И даже от мантии… Все сделано как надо. Позаботился…

Она провела ладонью над поясом. Нет. Странное ощущение, почудившееся ей после пробуждения, было не от оставленного Литусом меча. Что-то другое слегка беспокоило ее.

Лава взяла кувшин, глотнула легкого араманского вина, затем подняла пояс. Разомкнула замок под рукоятью, надела пояс на голое тело, ощупала. Новое оружие явно весило меньше прежнего. И ножи снимались с пояса легко и одновременно крепились на нем надежно. Лава выдернула из ножен один кинжал, приложила его к предплечью, он был для нее в самый раз, как будто затевался под женскую руку. Все тот же черный металл, с серым наконечником, как будто конец клинка поседел на толщину трех пальцев. И никаких украшений. И ножи тоже серые на остриях. И опять никакой магии. Лава подбросила на руке один из ножей и метнула его в сторону табурета. Нож завяз в толстой опоре. Следом за ним последовали его собратья, потом и кинжал, хотя он-то уж явно не предназначался для метания. Что сделать с последним? Испортить клинок? Или испытать его?

Она раздумывала секунду, пожалуй, даже две секунды, непозволительно много для капризной и беременной почти принцессы. Или же бродяжки? Кинжал полетел в каменную стену. Полетел с силой, не так, как бросала она ножи и первый кинжал, чтобы те завязли в дереве только остриями. Бросила со всей силой. Сейчас раздастся звон, и затупленный клинок упадет на пол. И ей станет легче. Ее мать в таких случаях била посуду. Нет. Кинжал загудел, вонзившись в камень. Не веря своим глазам, Лава прошлепала босыми ногами до стены и с некоторым трудом выдернула оружие из камня. Серое лезвие не затупилось. Так вот, оказывается, чем пробиваются латы!

А что же с мечом? Сможет она им управляться, как Литус, или это стальное черное кольцо будет болтаться у нее в руках, словно пастуший кнут?

Лава пригляделась к поясу, ухватилась за рукоять и одним движением выдернула меч. Почти на излете руки, но удобно. Клинок был длиной в полтора локтя, но локтя женских. И рукоять не скользила в руке, если бы еще оружие не билось, подобно выдернутой на берег удильщиком рыбе, да не мешался выступ на рукояти под большим пальцем. Точно напротив выемки в гарде. А ну-ка?

Лава поднесла рукоять к глазам, пригляделась к едва различимым зазорам и попробовала сдвинуть выступ к гарде. С некоторым усилием, но это удалось. И тут же меч перестал болтаться в руке.

– Отлично, – прошептала Лава, сделав несколько выпадов. – Правда, надеюсь, его не придется доставать часто, потому как вставлять его обратно в пояс на людях будет неловко. Может быть, на каждый день обойдусь дакским трофеем?

– И долго ты еще будешь забавляться? – раздался чуть насмешливый голос у нее в ушах.

– Кто это? – оторопела Лава, оглянулась, вспомнила, что она все еще обнажена, упала на постель и потянула на себя одеяло.

– Твоя теперешняя покровительница, – продолжил звучать голос. – Не скажу, что я в восторге от этого бремени, но чем ближе мы к краю пропасти, тем глупее капризы. Я магистр ордена Воздуха, но ты меня будешь называть просто Лакрима. И перестань озираться, вывихнешь шею. Я не вижу тебя, так что если ты сидишь на стульчаке, можешь сидеть дальше. Но что-то я все-таки разбираю даже сквозь охранную магию Амплуса. Тем более что окно в твоей келье приоткрыто. Так… Кажется, ты любовалась мечом и метала ножи в стену. Достойное занятие для будущей матери. Собирайся. У тебя есть около четверти часа.