Гюнтер кивнул.

– Именно так. Они защищают Иггдрасиль. А восемнадцать лет назад они защищали сердце лавы и никого не подпускали к дереву. Я точно могу тебе сказать: эти бабочки могут быть очень неприятными. Случайно я узнал, чем можно их отвлечь, – я заметила, как он гордо выпятил грудь. – Они любят мед так же сильно, как и я. Если быть точнее, определенный сорт меда – из пыльцы акаций, а в мире эльфов он существует только у медоносных пчел.

– Мама рассказывала мне о медоносной пчеле и о том, что у нее морда как грецкий орех.

Гюнтер хихикнул.

– Как точно твоя мама описала Манфреда. Он карлик и, кстати, немного ниже меня, – он вытянулся так, что казалось, будто он вот-вот встанет на цыпочки. – Итак, с твоей матерью мы пошли в деревню, взяли у Манфреда стакан меда и понесли его к Иггдрасилю. Мы даже не успели дойти до поляны, когда слетелись бабочки. Их тянет к меду, как мотыльков на свет, и мы смогли вынуть сердце. Остальное ты знаешь.

Я кивнула.

– Меня интересует еще одна вещь: почему ты сказал мне, что сердце лавы было найдено морским существом и возвращено на пляж? Это была ложь. Оно всегда было у моей мамы.

Гюнтер опустил глаза.

– Да, но в то время я не мог тебе этого сказать. К тому же я долго не был уверен в этом, только позже узнал от Эрлы, что твоя мать все еще носит кулон. После того, как мы с ней были изгнаны из эльфийского мира, твою мать нашли спящей на Черном пляже, а я проснулся на поляне. Конечно, я хотел ее найти, но был слишком слаб. Я сильно заболел, несколько дней лежал при смерти на соломе в заброшенном сарае, – он обхватил себя так, будто ему стало холодно.

– Я сам был здесь, когда ворота закрылись, и видел, как искали Юли, – продолжил Лаурин. – Увидев, что ворота закрыты и я не могу вернуться, я понял, что ей каким-то образом удалось сбежать.

Юли! Фу! Мне придется привыкнуть к тому, что кто-то так называет мою строгую маму.

– Почему ты не пытался связаться с ней?

Лаурин тяжело вздохнул.

– Ты не представляешь, как я этого хотел. Но я не знал ни адреса, ни города, в котором она жила, ни даже ее фамилии.

– Для меня было шоком, когда я понял, что не смогу вернуться, – на глазах Гюнтера выступили слезы. – Я не мог вернуться к своей семье и друзьям. В какой-то момент понял, что я не единственный, с кем судьба обошлась так жестоко. Я встретил Лаурина и нескольких других эльфов, которые были снаружи, когда ворота закрылись. К сожалению, все быстро узнали, что во всем виноваты мы, – он нервно покусывал край красной клетчатой скатерти. – Никто больше не хотел иметь с нами ничего общего. Ни со мной, потому что я помог твоей матери украсть сердце, ни с Лаурином, потому что он привел ее в мир эльфов и таким образом причинил много боли другим эльфам.

– Я пошел работать в библиотеку, потому что знал, что там хранятся древние рукописи. Я надеялся найти другой способ вернуться домой.

– А я занимался случайными заработками. Несколько месяцев мне даже приходилось выступать клоуном в бродячем цирке. Они думали, что я карлик, – нижняя губа Гюнтера задрожала из-за унизительных воспоминаний. – Что ж, другим эльфам также пришлось найти людские профессии, чтобы выжить. Элрик даже смог сделать карьеру. Но ходят слухи, что ему это удалось не из-за выдающихся навыков, а потому что он знал о сокровищах темных эльфов, которые были спрятаны в мире людей. Но когда через несколько лет ему удалось получить разрешение на возведение гостиницы, Эрла знала, что она не может больше оставаться в стороне, если все еще хочет спасти Иггдрасиль. Она попросила Хугина заманить твою маму в Исландию, и тогда у меня наконец снова появилась настоящая работа!

– То есть это он положил в наш почтовый ящик тендер на проектирование отеля и рекламку дома Марии! До того, как мы с мамой приехали в Исландию, я постоянно видела ворона перед нашим домом.

Гюнтер кивнул.

– Это было незадолго до Самайна. Дерево уже умирало. После того, как бузина потеряла сердце, с каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Даже если бы нам удалось это остановить, все понимали, что долго дерево не протянет.

Благодаря ворону и этой загадочной Эрле мы оказались в Исландии. За время, проведенное здесь, я перестала удивляться чему-либо. И внезапно многое (если не все) обрело смысл: я не стала супергероем, но была полуэльфом. Вот почему я могу управлять светом, и природа помогала мне. Ниша в бузине, которая внезапно открылась передо мной, светлячки… Теперь я знала, почему хорошо понимала исландский, не выучив ни слова на этом языке. Мне стало ясно, почему я инстинктивно знала, чего хотят от меня Миска и кит и почему экономка Карлссона, женщина с собакой и пара на парковке так искоса смотрели на меня, когда я разговаривала с Гюнтером. Они думали, что я говорю сама с собой. Гюнтер действительно мог делать себя невидимым, но как полуэльф я всегда могла его видеть. Точно так же, как эльфов, которых я заметила на поляне в свой первый день в Исландии, но не смогла сфотографировать.

– Где Хугин? – я посмотрела в окно, но в небе ничего не было видно.

– Он скоро прилетит, – сказал Лаурин, но это меня не успокоило.

– Я ненавижу себя за то, что когда была с Ароном, не поставила будильник. Если бы мы проснулись раньше, то поймали бы маму, и все было бы хорошо.

– Арон? – Лаурин сдвинул брови так плотно, что слились в одну линию. – Ты говоришь о племяннике Элрика Карлссона?

Я кивнула.

– Он оставался у тебя на ночь?

– Да, – я покраснела.

Лаурин вскочил.

– Ты совсем с ума сошла?

Что это сейчас было? Я настолько рассердилась, что покраснела как рак. Я не спала с Ароном. И даже если… Мне семнадцать, а не семь. И это уж точно не его дело!

Гюнтер придерживался того же мнения. Он цокнул языком.

– Лаурин! Сейчас действительно не время вести себя как обеспокоенный папаша.

– Арон! – Лаурин коснулся своего лба. – Я не могу в это поверить. Она даже не знает, с кем связалась.

– Перестань говорить так, будто меня здесь нет, – я злилась. – Я знаю Арона. И что о нем говорят. Ты увидишь, что он не такой, когда узнаешь его поближе.

Лаурин фыркнул.

– Ты правда думаешь, что знаешь его? Да ты понятия не имеешь.

– Ах, если так, то тогда объясни для особо одаренных!

Лаурин вздохнул.

– О, Фэй, я понимаю, что ты считаешь это глупым, но я не хочу, чтобы ты общалась с Ароном, и у меня есть на это свои причины. Его дядя очень, очень опасен…

Гюнтер прервал его.

– Твоя дочь уже это поняла, Элрондсон. Она ненавидит его не меньше, чем мы. Но несправедливо, что ты приравниваешь Арона к Карлссону. Потому что в глубине души он хороший мальчик. Эрла тоже так говорит. А она это точно знает.