Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лаурин кивнул.
– Надеюсь, ты не разочарована, – мы посмотрели друг на друга, и в следующий момент я бросилась в его объятия.
Из моих глаз хлынули слезы, когда он нежно поглаживал мои волосы. Я рыдала в его свитер, который, как и его парка, пах землей. Лаурин был моим отцом! Я втайне желала этого с момента нашей встречи. И не только потому, что мы оба ненавидели математику. Он был высоким – кончик моего носа едва доходил до его ключицы, и он любил книги и животных. Я не могла и мечтать, что сразу же полюблю своего папу так сильно. Потом я поняла кое-что еще и подняла голову с его плеча.
– Но ты же эльф, – сказала я потрясенно.
– Да, это так, – подтвердил Гюнтер. – Точнее, светлый эльф. И не просто какой-то эльф, Лаурин – принц светлых эльфов, – сказал он очень гордо.
Я же чувствовала себя так, словно меня ударили кувалдой по голове.
– Но если ты эльф, я… – у меня закружилась голова.
– Полуэльф, – закончил мое предложение Гюнтер. – Смотри, ты схватываешь на лету!
Лаурин наклонился ко мне.
– Свет и тепло … ты, должно быть, заметила, – он взял мою правую ладонь и раскрыл ее.
Осторожно положив кончики пальцев на мою ладонь, он погладил почти зажившую рану. Меня сразу же охватил жар, отчего я застонала. Я хотела убрать руку, но Лаурин держал ее, и я наблюдала, как тонкий красный шрам постепенно исчезал, а затем и вовсе пропал.
Лаурин осторожно отстранился от меня.
– Я могу понять, как ты запуталась, Фэй, и обещаю, что все тебе объясню. Но сначала мы должны найти твою мать. Ты хоть представляешь, где она может быть? Очень, очень важно найти ее как можно скорее.
– Я понимаю. Но даже представить не могу, где она.
– Я пойду ее искать, – он потянулся за своей паркой.
Гюнтер встал на его пути.
– Я уже послал птицу, и Хугин все равно намного быстрее тебя. К тому же у него и зрение получше. Уходить сейчас нельзя, тем более нужно объяснить все своему ребенку. Я уже рассказал ей, что только она может вернуть сердце лавы. Ты несешь ответственность за все остальное.
Лаурин на мгновение закрыл глаза, и я увидела, что внутри него происходит борьба. Но затем он просто неохотно бросил парку на спинку стула.
– Ну, для начала пройди внутрь. Я уверен, что мы все запутались.
Я подавила улыбку.
– Не хочешь предложить мне виски, чтобы оправиться после шока? – я все еще не могла поверить, что у меня есть папа.
– К сожалению, алкоголя у меня в доме нет. Как насчет чая?
– Мне хватит и ответов, – я села на деревянный стул, а Лаурин – напротив меня.
Я даже не знала, с чего начать, слишком много вопросов крутилось в моей голове. Решила задать самый очевидный:
– Почему мама притворилась, что не знает тебя, когда вы встретились в последний раз?
– Мама не притворялась. Она действительно меня не помнит.
– Как такое может быть? – я ерзала на стуле. – Нельзя просто так забыть такое. Можно забыть домашнее задание по математике или математику вообще, но не человека, от которого у тебя ребенок.
Лаурин вздрогнул от последней части предложения. Он покачал головой.
– Забыть – это цена, которую ей пришлось заплатить.
– Цена за что?
– За возможность вернуться в мир людей.
Вот почему она никогда не рассказывала мне, кем был мой отец. Она не знала. Мама была беременна и не могла вспомнить от кого. Я даже думать не хотела о том, как ей тяжело с этим живется. Мое сердце почти остановилось, когда я вспомнила, сколько раз упрекала ее в этом.
– О господи! – фыркнул Гюнтер. – Прекрати выдавливать из себя каждое слово, Элрондсон! И говори простыми словами. Или я сделаю это вместо тебя, и моя версия не будет такой приятной.
Лаурин сглотнул, затем расправил плечи и кивнул.
– Что ж! Знаешь, Фэй, – он взял меня за руку, – я никогда не верил в любовь с первого взгляда, но, когда впервые увидел твою мать, понял, что она действительно существует. Как будто всю жизнь ношу темные очки, и только в июле я начал видеть цвета. Твоя мама была такой красивой, умной, забавной. Когда я был с ней, то…
– …небо было радужным, и по воздуху летали конфетти. Все как обычно. О боже, Лаурин! – Гюнтер поджал губы. – Я расскажу быстрее, пока у девчонки уши в трубочку не свернулись, – он сел на стол. – Что ж, Фэй, тогда Лаурин не только влюбился в твою мать, но и она полюбила его. Я знаю, что сегодня это сложно представить, но тогда он выглядел довольно прилично. Высокий, стройный, чисто выбритый. Намного лучше, чем сейчас. Типаж, который нравится женщинам. К сожалению, наш маленький принц был чертовски ревнивым собственником. Он взял твою маму с собой в мир эльфов, хотя это было запрещено.
– Да, – кивнул Лаурин. – Но я предупредил ее, что нужно оставить одну из своих вещей на дереве в человеческом мире. Она всегда оставляла шарф, – он полез в карман брюк и вытащил зеленый шелковый платок.
– Ты хранил его все эти годы?
– Да, я нашел его на Черном пляже, когда искал твою мать. Это единственное, что от нее осталось, – он нежно позволил платку выскользнуть из пальцев.
У меня встал ком в горле.
– Ты, должно быть, очень любил маму, – может быть все еще любит. – Но почему он у тебя? И что тогда пошло не так?
– Я был таким дураком, – склонил голову Лаурин. – Гюнтер прав в том, что сказал. Я был ревнивым, боялся, что потеряю ее, когда она вернется в Германию. И поэтому… – ему явно было трудно продолжать, – я снял платок с дерева и подложил ей в карман.
Я была шокирована.
– Что ты сделал? Но зачем? Она бы и сама потом к тебе вернулась.
– Я знаю, – тяжело вздохнул он.
– Тогда как она вернулась в человеческий мир? – я едва успела задать этот вопрос, как тут же передумала. – Нет, ничего не говори, – я повернулась к Гюнтеру. – Этим она обязана тебе, верно? – сказала я маленькому великану. – Ты помог ей украсть сердце лавы. Вот почему эльфы не хотят иметь с тобой ничего, в принципе, как и с Лаурином.
– Не украл, – возразил Гюнтер. – Я просто хотел его одолжить, – он съежился, как свитер после стирки. – К сожалению, я не знал, что врата закроются навсегда, даже для нас, магических существ, если вы покидаете эльфийский мир вместе с ними.
– Как ты смог его украсть?
– Я знал, что тебе это будет интересно! – плечи Гюнтера снова расправились. – Ты видела бабочек на поляне, верно?
– Да, бабочки морфо. Мама назвала их бабочками-хранителями.