– Квета, это я – Вадим. Ты слышишь меня?

Девушка услышала голос, но голову не поднимала. «Совсем пришибло девку», – горестно подумалось Вадиму. Он аккуратно приобнял ее. Она послушно положила голову ему на плечо.

– Квета, – ласково продолжил князь, – Квета, ты уж прости меня. Видишь, как оно все вышло. Зря я приехал…

– Батюшка… – тихо позвала Квета, – я слышу… батюшка…

Князь склонился, поцеловал ее в лоб. Что он мог сделать еще? Он не знал. Слов не было, одни эмоции…

Так они и сидели молча. Вадим начал немного раскачиваться, словно пытаясь убаюкать боярышню. А она и впрямь уснула у него на плече.

Дверь тихонько скрипнула, и в избу вошла женщина.

– Тс-с-с, – Вадим приложил палец к губам.

Женщина понимающе кивнула, подошла.

– Иди, княже. Я сама управлюсь. Иди.

Он помог женщине уложить Квету на постель, склонился и поцеловал в губы спящую… «Боже, как она изменилась, – Вадим почему-то именно сейчас заметил, как исказились черты ее лица. – Боже…» Он едва не выпалил это вслух, но вовремя спохватился и решительно вышел из избы.

– Уф, – он шумно втянул морозный воздух.

Невдалеке стояли Бряг и Павел. Князь подошел к ним.

– Назавтра поутру выходим. Воевода – готовь людей. И еще… собери-ка мне боярских ратников, хочу с ними потолковать.

* * *

Ратники покойного боярина Жирослава выстроились в две линии, перегородив почти весь двор. Естественно, собралась и челядь, которая жалась по углам и с любопытством взирала на происходящее.

Вадим быстро счел ратников. Получилось сорок два человека.

– Вы теперь остались без хозяина, – без долгих вступлений начал князь. – Вы вольны поступать по своему усмотрению. Но! Боярышню не можно оставлять без охраны. Боярышня князю новгородскому не в службе! Посему и вас ей много непотребно. Предлагаю! У кого семьи тут или прочие оказии – новую роту[68]держите перед боярышней. И смотрите! – Вадим погрозил кулаком. – Чтоб службу несли тут исправно! А кто засиделся – приму к себе в дружину! Оборужу, коли у кого своего нету.

Начался легкий гвалт. Ратники принялись наперебой что-то обсуждать.

– Тихо! – воззвал князь. – Тихо! Опосля обмозгуете! Кто решиться, к воеводе моему подойдете! Выступаем наутро! Все! Разойтись!

Мы вместе с тобою

Пройдем этот путь…

Желающих служить под рукой князя руссов набралось три десятка. Чуть солнце разбавило робкими проблесками темноту, дружина тронулась в путь. Вадим с Павлом выехали последними. Князь успел проститься с Кветой. Хотя прощание вышло однобокое. Девушка по-прежнему прибывала в прострации. У Вадима кошки скребли на душе, а Павел сочувственно молчал. Так и ехали в конце колонны.

Один лишь воевода Бряг не скрывал своей радости – одним махом дружина увеличилась вдвое, за счет новых ратников. Теперь почитай без малого восемь десятков в строю – сила.

Самым опасным участком считалась река. Место открытое, и варяги могли иметь на реке дозоры. Вражеский борг от греха оставили в стороне, перейдя по льду Волхова верстах в десяти ниже по течению. Затем повернули на север, а там уже вскорости пошли знакомые леса. Знакомые для Юски. Вепс занял место во главе колонны, уверенно направляя движение рати. Через три дня, под восторженные крики вепсов, въехали в Каргийоки. Казалось все, от мала до велика, высыпали из домов встречать Баара. Без малого два месяца отсутствовал дома глава медвежьего рода. Люди радовались, ликовали… Среди толпы Вадим углядел Уллу. Она стояла сама не своя и не сводила глаз с улыбающегося Павла. Их встреча была на удивление теплой, даже больше… «Обжился Пашка, – про себя подумал Вадим, – любовь-морковь…»

С дороги всех прибывших накупали в жарко натопленных банях. А потом… Два дня пировали гости вместе с медвежьим родом. Нойда Капс толкал речи за весь род, а Вадим отвечал за всех руссов. Время от времени расходился и Павел, выдавая перлы, от которых заливались смехом даже псы во дворе.

На третий день, только поправились – и опять в баню, сгонять хмель, освежать тело и дух. После чего Каргийоки практически вымер. Народ отсыпался. Однако потехе час…

– Я знаю, Пашка, твоим сильно досталось за последние полгода… – первым начал Вадим.

Они вдвоем с другом, без лишних глаз, сидели за столом, попивая земляничный квас.

– Но просить больше некого, – продолжил Вадим, – сам знаешь.

– М-да… – протянул Павел, – воинов-то у меня осталось всего ничего… десятков пять, не больше. Это если всех выгрести, и от соседей тоже. И то половина молодежь.

– Ну, так сколько дашь?

– Всех не могу. Старейшины не дадут. Это последняя надежда рода…

Вадим кивнул, мол, понял.

– Может, их добычей поманить? Я поделюсь – не жалко!

Павел сжал руки в замок, хрустнул суставами.

– Может и так…

– Десяток дашь?

– Угу, – Павел сжал губы, – может два. И сам с тобой пойду.

– Да ты только вернулся.

– И что? Я тебя одного не пущу. Чтоб опять мучиться, убили тебя, не убили…

– Паша, – Вадим оборвал речь друга жестом. – Спокойно. Меня, похоже, нельзя убить. Нет, вернее – можно, но ненадолго. Ты же сам видел…

– Это твой приемный папаша тебе наплел? Да? Так один раз получилось, а на другой может не свести.

– Ладно, – Вадим махнул рукой, – если еще с провизией поможешь, вообще вах будет!

– Поскребем.

– А давай твоих вепсов дружно на охоту спровадим. Они же у тебя охотники знатные! И моих орлов заодно приспособим. Медведей, кабанов пошукаем…

– Хорошо, – согласился глава рода, – скажу Юски, он уладит дело.

– Вот и добро…

– Договорились.

* * *

Как там в песне пелось…

– Деревья в белых полушалках объяты все январским сном… – Вадим напевал себе под нос, когда прилично растянувшаяся дружина с обозом покинула Каргийоки.

Собственно, уже лютень[69]на носу, а там уже и до масленицы не далече. Дел предстояло много, Вадим хотел поспеть до весны, добраться до Белоозера. Надо еще найти всех сидевших по лесам руссов, собрать их в кулак, да этим кулаком постучать в ворота града.

– А я все жду и жду кого-то, приговоренный у окна… – князь обернулся, – вот привязалась.

– Что? – не расслышал ехавший рядом Павел.

– Да песня привязалась!