— Файер, файер!

Из окна тут же рванул дым, дверь под напором ошалевших врагов тряслась, но не поддавалась. Наконец жертвы русской удали стали искать спасение в окошке.

Соколов сказал:

— Немцы — народ дисциплинированный! Первыми выпустят высшее начальство…

И тут же, словно оправдывая эти слова, в проеме окна показался человек с золотыми погонами и лицом, перемазанным сажей. Его подтолкнули в спину, и он пулей вылетел на улицу, закувыркался по земле. Соколов радостно крикнул:

— Вот он, сердечный! — По-немецки: — Добрый вечер, господин генерал. Вы-то и нужны нам. — Повернулся к Шлапаку, по-русски: — Серега, это фон Лауниц! Кончен бал, не мешкай. Тут сейчас такое начнется…

Но боевой друг Соколова не удержался. Он уже подхватил под мышки выпрыгнувшего в окошко еще одного господина в генеральском мундире:

— Гутен таг! Стоять на месте, а то пристрелю! — Обернулся к окну. — А ты куда? — Запихнул обратно какого-то лейтенантишку и лишь потом швырнул в окно гранату. Крикнул: — Ложись! — и повалил своего пленника.

Бросились на землю, и Соколов чуть не раздавил фон Лауница.

И в тот же миг в избе что-то страшно ухнуло, крыша словно поднялась в воздух, застыла на месте, а затем обрушилась вниз. Теперь дом полыхал, как коробок шведских спичек, брошенных в костер.

— Скорей, скорей уходим! — заторопил Шлапак.

Соколов согласился:

— Сейчас здесь будет слишком много шума. Вперед! — Надвинул на голову капюшон, подтолкнул револьвером фон Лауница. — Быстро!

Ошалевшие от страха, дыхнувшие огненного воздуха пленники неслись со склона вниз словно угорелые. Разведчикам не было нужды их погонять. Попавший навстречу патруль пришлось пристрелить.

Спустя несколько минут Соколов, сбросив с себя одежду, плыл в ледяной воде, подталкивая рукой лодку. С другого борта веслом действовал бесстрашный Шлапак.

Но даже с одним веслом дорога к родному берегу на этот раз была короче, чем к чужому.

Весь немецкий полк, занимавший правый берег, бросился на пожар, запоздало пытаясь затушить его. О врагах и об охране берега они как-то забыли: на это Соколов и рассчитывал.

Минуло всего полчаса, как оба пленных генерала, до смерти перепуганные, в российском штабе давали чистосердечные показания.

Немцы, взбешенные диверсией, открыли по нашему берегу беспорядочную и бессмысленную артиллерийскую и ружейную стрельбу.

Соколову пришла в голову очередная остроумная мысль, и, надо признать, блестящая.

Что стало с нокаутированным фармацевтом Раухом? Впопыхах его приняли за мертвого и сложили с обгорелыми трупами в сарай. Однако ночью контуженный пришел в себя. В окно ясно и спокойно лила широкий мертвенный свет луна. Увидав возле себя обезображенные трупы, пахнувшие жареной бараниной, фармацевт начал дико вопить:

— Помогите!

Дверь открыли и очень удивились, что покойник ожил.

То ли от страшного удара русского разведчика, то ли от пережитого ужаса, но только с той поры голова фармацевта начала дергаться вверх и вправо — нервный тик.

За доблесть, проявленную в смертельной схватке, фармацевт Раух был награжден боевым крестом на левую грудь и ближайшим эшелоном отправлен домой, в славный Кёнигсберг.

Здесь героя встречал весь город: бодрые марши в громком исполнении оркестра пожарных, цветы от благодарных горожан, улыбки девушек, выспренние речи.

Фармацевт Раух стал желанным гостем на разных собраниях. Дергая головой, он рассказывал о своих боевых подвигах и вдохновлял молодежь. Так продолжалось до начала Второй мировой войны. Осенью 1939 года героический Раух был отправлен для поднятия боевого духа на передовую. Домой он почему-то не вернулся, и следы его затерялись.

Добыча разведчиков была сказочной! Как выяснилось, вместе с фон Лауницем был захвачен генерал-контрразведчик из Берлина знаменитый Фридрих Шульц.

Имя этого человека знатокам скажет многое. Именно этот Шульц долгие годы был правой рукой Эриха Людендорфа, с шестнадцатого года командовавшего всеми вооруженными силами великой Германии. Славный Людендорф стал автором концепции «тотальной войны» и ближайшим сподвижником Гитлера.

На российском берегу уже успели заметить пожар. Пушки, радостно отрыгаясь огнем, в ответ на немецкую стрельбу выпустили по чужому берегу с полсотни снарядов.

Разведчиков встречали как настоящих героев. Их обнимали, тискали. Тут же на берегу налили по доброй чарке. Сам начштаба Соловьев сказал:

— Повышаю вас в звании и представлю к награде. Истинно молодцы! Ну, ваше здравие!

В российском штабе царил праздник. Серега Шлапак, уже изрядно отметивший победу, сидел в своем блиндаже, улыбался во весь зубастый рот и в сотый раз, привирая все больше и больше, живописал о походе на тот берег. Ему уже самому казалось, что вдвоем с Соколовым они нынче разгромили не иначе как дивизию.

Разведчики слушали, разинув рты и немного завидуя героям.

Но главный сюрприз — ошеломляющий! — был впереди.

* * *

Когда Соколов помогал фон Лауницу выбраться из лодки на берег, он ему дыхнул в ухо:

— Постараюсь освободить вас… Только не злите русских, больше рассказывайте им. Если они придут в бешенство, то могут пристрелить. Варвары!

Пораженный пленник недоверчиво взглянул на Соколова, благодарно кивнул:

— Да, конечно… Спасибо!

Теперь на пару с Фридрихом Шульцем, который был предупрежден о заговоре, пленники спешили подробней ответить на все вопросы. Жажда жизни оказалась превыше воинского долга.

На другой день Соколов сказал Шлапаку:

— Серега, надо новое весло сделать, да покрепче!

Тот охотно отозвался:

— Во второй роте есть курский умелец, его фамилия Бугров. Плотник от Бога!

— Так идем во вторую роту! Только прихватим уцелевшее весло — для образца.

…На солнечном пригреве, усевшись на срезанную снарядом ель, разведчики отыскали солдатика маленького роста с круглым добродушным лицом. С необыкновенной ловкостью действуя коротеньким ножом, он что-то резал из чурбака. Глаза Бугрова источали беспредельную жизнерадостность и расположение ко всему, что по земле ходит и ползает. Увидав гостей, улыбнулся, не прекращая работы, быстро выстреливая слова, заговорил:

— Ой, сами герои ко мне пришли! Ну, ребята вы фартовые, теперя по Егорию на грудь получите — от начальства! А от деда Бугрова — по ложке. Придется для вас без всякой очереди вырезать. Деревянная ложка не в пример железной никогда рот не обожжет! Мне даже дивизионный каптенармус заказывал, резал с его вензелями.