И словно глупые немцы услыхали совет умного русского: при свете ракет беглецы увидали, как на желтый песок, в двух-трех шагах от их укрытия, шлепнулась граната. Соколов, словно голкипер английского футбола, мгновенно прыгнул за ней и швырнул обратно, на берег. И тут же раздался страшный лопающийся звук — это разорвалась граната. Послышались проклятия раненых немцев.

Шульц взволнованно заорал:

— Болваны! Всех поставлю к стенке! Прекратить стрельбу!

До немцев, видать, долетел начальнический окрик, они стрелять перестали. Но теперь русские открыли пальбу из всех видов оружия — от пистолетов до пушек. Били они, к счастью, не по берегу, где засели беглецы, а по пристрелянным прежде целям — окопам и блиндажам.

Немцы ответили мощной артиллерийской канонадой.

Земля дрожала, вода, взбаламученная разрывами, отражала изломанный свет ракет, по реке пополз кислый пороховой дым, а уши заложило.

Шульц, человек кабинетный, с ужасом заорал:

— Это огненный ад! Мы погибли…

Соколов расхохотался:

— В плену уютней было? Пожалуйста, желающих готов переправить обратно. Господа генералы, на сей раз русские вас встретят с особым радушием.

Стрельба неожиданно стихла.

Фон Лауниц, проявивший удивительное спокойствие, отозвался:

— Не обращайте внимания на Фридриха, у него вывих ума. В таком укрытии мы спокойно переждем этот идиотский фейерверк: жгут попусту боеприпасы. Скажите, граф, как вы оказались здесь? Я читал в газетах — и в русских, и в немецких, — что вас за какой-то скандал разжаловали?

— Да, и отправили на передовую. Я днем узнал, что вы — пленник, и решил бежать вместе с вами.

Шульц пробасил:

— Молодец, Германия своих героев не забудет.

Бу-ух! — прокатилось по воде. Это мощный снаряд упал в реку, подняв столб воды и грязи. Берег словно качнулся, на голову просыпалась земля. Шульц хрипло выдавил:

— Настоящий ужас!

Соколов успокоил:

— Еще минут десять постреляют и успокоятся.

Фон Лауниц хмыкнул:

— Хм, если, конечно, нас прежде свои же не перебьют… Но гранатами, надеюсь, больше швыряться не будут.

— Да, славно вы их проучили, граф! — одобрил Шульц.

Соколов оказался прав: вскоре стрельба закончилась. Воцарилась та особенная тишина, которая бывает лишь после ожесточенной перестрелки.

Соколов высунул голову из укрытия. Он огласил немецкую оборонительную линию страшными ругательствами, употребляя бесподобную лексику берлинских грузчиков. В мягком переводе это звучит так:

— Вы не солдаты — вы собачий кал! Вам только туалеты драить. С вами не станут спать самые грязные вокзальные потаскухи. Как посмели стрелять в своих генералов?

Фон Лауниц поддержал своего спасителя. Он бесстрашно вылез из укрытия и интеллигентным голосом пообещал:

— Всех негодяев предам военному суду!

В ответ откуда-то сверху послышался командный голос:

— К встрече генералов — становись!

Вскоре генералы и Соколов были в новом штабном блиндаже, переоборудованном из крестьянской избы. Сюда же собрались все старшие офицеры.

Соколов обратил внимание на пожилого, полного достоинства генерала с очень худым породистым лицом, с моноклем в глазу. Соколов мучительно напряг память, генерал был явно ему знаком. И его озарило: портрет этого генерала много раз появлялся в русских газетах, это был командующий фронтом Венинг. Тот самый Венинг, с мнением которого считался сам фельдмаршал Гинденбург и который теперь был гостем генерала Бом-Ермоли — невысокого человека с обширной блестящей лысиной.

Со всех сторон неслись горячие приветствия фон Лауницу и Шульцу. Их поздравляли с необычным избавлением от гнусных русских. Праздничный стол был готов в мгновение ока. Чистота, порядок, хорошая мебель, дорогой фарфор — непривычное в боевых условиях для русского взгляда зрелище.

Соколов подумал: «Вот молодцы, немецкая нация! Даже воюют с удобствами».

На столе, застланном белоснежной скатертью, появилась целая батарея изысканных вин: мозельские в бутылках зеленого стекла, рейнские — коричневого. Венинг предпочитал утонченный айсвайн, Соколов — не менее великолепное бееренауслезе с богатым запахом и вкусом.

Фон Лауниц, успевший побриться и переодеться в чис тый мундир, с энтузиазмом произнес:

— Господа, это просто невероятно — среди нас знаменитый на всю Россию, нет, на всю Европу гений сыска граф Соколов. Вот кто наш избавитель! Как же, мой друг, отлично помню вас в Петербурге. У вас отец — высокопоставленный чиновник, сенатор…

— Когда я понял, что вы и Фридрих — пленники, я решил вас освободить, чего бы мне это ни стоило. Тем более что я всегда восхищался великим германским народом.

Шульц протянул руку, поросшую рыжим волосом:

— Спасибо, дорогой граф! Друзья, первый тост — за нашего избавителя. Прозит!

Выпили. Шульц продолжил свою мысль:

— Вы не только потеряли свое положение в России, вы рисковали, граф, своей жизнью.

— Я привык это делать — рисковать. Я — монархист и вижу, как нынче толпы смутьянов измываются над государем, делают все возможное, чтобы лишить его трона. И первый помощник революционеров — слабая разумом и телом русская интеллигенция. Эти хлюпики мечтают о каком-то несбыточном «демократическом рае», не понимая, что погибнут первыми, не умея приспосабливаться к новым условиям.

Венинг с интересом следил за Соколовым. Он негромко, но внушительно произнес, и все вокруг смолкли:

— Поверьте, граф, что немецкий сброд, именуемый интеллигенцией, нисколько не лучше. Это вырождающиеся слюнтяи, слабовольные, вечно всем недовольные неврастеники.

Соколов охотно согласился:

— Прекрасно сказано, господин генерал! Неврастеник с гниющим телом не может быть гордостью нации, хотя бы он был семи пядей во лбу. Долой дегенератов! — Соколов поднял бокал. — Пьем за мужчин, у которых богатырское здоровье, доблестный дух и которые преданы своим вождям. Хох!

Венинг одобрительно качнул седовласой головой с пробором ниточкой:

— Замечательные слова! И вы, граф, сами являете блестящий образец человеческой породы. Даже в Германии нелегко найти такой выдающийся экземпляр. — Поднял бокал. — Пью за ваши успехи на новой родине — Германии!

Офицеры дружно крикнули:

— Прозит! — и стоя выпили.

Настала очередь Шульца. Руководитель германской разведки поднял бокал, вкрадчивым голосом произнес:

— Это хорошо, граф, что вы с нами. Вы чувствуете ветер истории. Он дует в наши паруса. Россия — могущественный противник. Ваши солдаты — доблестны, офицеры преданы монарху. Вам теперь можно открыть тайну: Россия не сегодня завтра рухнет изнутри. Власть захватят продажные демагоги и гомосексуалисты-демократы. Уверен: уже в этом году с Россией будет заключен сепаратный мир. Германский богатырь все эти годы главные силы держал на востоке, но после заключения с вами мира мы перебросим войска на запад и вдребезги разобьем чванливых англичан и гнусных французских лягушатников… Германия и Россия впредь должны создать могучий блок, который будет противостоять мировому еврейскому сообществу, воплощенному в мировой буржуазии.