– Понимаю, сочувствую, – единственное, что мог сказать Дарк, единственное, что не прозвучало бы глупо и неуместно.

– Ты давай наверх иди, скоро уже потеха ратная начнется, – поторопил товарища опечаленный гном. – У меня ж еще здесь дела есть…

– Какие? – спросил Дарк уже на ходу, так же, как Румбиро, боявшийся в этот миг встретиться взглядами.

…Великий Горн лишил своих верных сынов боли, но не избавил от угрызений совести, душевных переживаний, сожалений и их внешнего проявления – слез. Гном не желал показывать своих мокрых глаз старому другу, а тот в этот миг больше всего боялся их увидеть.

– Мне придется уничтожить Стену Знаний. Она не должна достаться врагу, слишком жирный трофей! – произнес командир заставы и в последний раз поднес флейту к губам.

Сюрпризы редко приходят в одиночку, и если уж Провидение взялось блистать своей безграничной фантазией, то не успокоится, пока не доведет избранную жертву до полнейшего исступления и потери всех без остатка душевных сил. С людьми ему развлекаться просто и поэтому малоинтересно – две-три внезапные неприятности, следующие одна за другой, и человек разбит, раздавлен, смят. Но когда жертвой травли становится моррон, то жестокое божество вынуждено поднабраться терпения и не рассчитывает на легкий успех. Того, кто однажды уже познал смерть, так просто не запугать обрушившимися невзгодами. Количество заготовленных неприятностей должно быть гораздо большим, да и качество не подкачать.

Разговор с Альто, конечно же, не обрадовал Дарка, но и не заставил опустить руки. Моррону крайне не хотелось участвовать в резне мирных жителей Аргахара, и уж тем более не прельщала перспектива оказаться потом запертым в ловушке. С разрушением Храма Первого Молотобойца миссия Сынов Великого Горна была бы тут же окончена, и жестокое, хотя, возможно, и справедливое божество милостиво даровало бы прощение всем исполнителям своей суровой воли, отозвав Румбиро и весь его отряд из тревожного, суетного мира живых в Залы Почестей и Славы. Что бы сталось с морроном и сопровождающими его разведчиками (если бы они к тому времени были бы еще живы), Великого Горна, похоже, мало интересовало. Кого волнует судьба одолженного молотка, когда гвоздь уже забит в стену?

Положение их было бы весьма незавидным. В разрушенном городе практически невозможно спрятаться, а бежать некуда, поскольку единственный путь к отступлению отрезал бы враг, причем еще задолго до того, как отступавший с боями отряд гномов пересек бы городскую черту. Фактически путники уже сейчас были безнадежно окружены. Шеварийские войска вот-вот должны были высадиться на берег, а все дороги, тоннели и узкие тропы, находящиеся по эту сторону озера, были либо перекрыты обвалом и вели «в никуда», либо выводили окольными путями к Аргахару. Пока Альто говорил, Дарк не только внимательно слушал, но и не сводил глаз с карты, в надежде отыскать на ней хоть узенькую тропку к спасению, выводящую из окрестностей Аргахара в неизведанные для него, но, похоже, уже захваченные и исследованные шеварийцами районы пещерного мира.

Ответа на вопрос «Что делать потом?» с ходу не нашлось, однако Аламез не очень переживал по этому поводу, поскольку чувствовал, что до того, как наступит пора принять решение, ему предстоит преодолеть массу иных неприятностей, как правило, подкрадывающихся незаметно и не оставляющих времени на раздумья.

Дрожь стен и каменных плит под ногами не удивила быстро идущего по коридору моррона, как, впрочем, и чудовищный грохот, доносившийся из-за спины. Вынужденные покинуть заставу воины разрушали свое жилище, не желая оставлять его на поругание врагу. Это было естественно и вовсе не странно, а вот то, что увидел Аламез, едва начав подъем по лестнице, без всяких сомнений, тянуло на полноценный «сюрприз»; пока еще непонятно, приятный или не очень, но точно неожиданный. Ринвы и Крамберга на верхних ступенях лестницы не было. А вход в подземелье был открыт (Дарк понял это, поскольку снаружи доносился целый хор звуков), а завал деревянных обломков и камней над ним полностью разобран. Вдвоем с такой трудоемкой работой да еще в краткие сроки разведчики справиться не смогли б, здесь явно приложили руку гномы, но вот только откуда они снаружи взялись и что делали наверху во время обстрела? Последние звуки вражеской канонады стихли всего несколько секунд назад, а точнее, как только моррон покинул коридор и ступил на лестницу.

Подъем наверх поставил точку над «i» и привел моррона к единственно возможному, хоть с первого взгляда и абсурдному выводу, что внутри подземной обители гарнизона заставы время «шалило» не только с людьми, но не забывало подшутить и над морронами. В действительности с момента, когда нога Дарка ступила на нижнюю ступень лестницы и до того, как сошла с верхней, прошло никак не меньше четверти часа, а ведь он поднимался быстро, практически бежал, и должен был уложиться всего в десять кратких секунд, в крайнем случае в дюжину.

Округа должна была измениться, она просто не могла остаться прежней, учитывая, сколько камней прилетело с кораблей и сколько разрушительной силы было сокрыто в каждом выпущенном катапультой снаряде. Так оно и произошло, но только представшая глазам Аламеза действительность никак не соответствовала уже созданной его богатым воображением картине хаоса и отчаяния. По возвращении на стоянку Дарк ожидал увидеть разрушенные до основания бараки, разнесенные по камушкам костровище с колодцем и многочисленные нагромождения деревянных да металлических обломков, устилающие уродливой неоднородной массой то, что еще совсем недавно было идеально ровным покрытием из отменно подогнанных и довольно прочных каменных плит. Посреди этой мусорной свалки должны были растерянно и опечаленно толпиться неполные две сотни махаканских воинов, озадаченных одним-единственным, общим для всех вопросов: «Как же биться на руинах родной заставы? Как держать и ровнять строй там, где даже трудно стоять?»

На самом деле, наверное, так оно примерно и было, но только не сейчас, а с четверть часа назад, в тот непродолжительный отрезок времени, через который моррон незаметно сам для себя перескочил, перешагивая со ступеньки на ступеньку. Теперь же разгромленная площадь перед уже переставшими существовать бараками приобретала новый вид, причем менялась довольно быстро и в лучшую, с точки зрения повышения обороноспособности, сторону. Весь пограничный отряд во главе со своим командиром (каким-то чудом Альто умудрился оказаться снаружи гораздо раньше Аламеза) трудился над расчисткой завалов и возведением из камней да обломков широкой, но не очень высокой полосы баррикады, перекрывающей всю стоянку от скалы до скалы. Лодырей не было. Как ни странно, но в перетаскивании камней и укреплении насыпи фрагментами стальных конструкций разбитых орудий и обломками досок участвовали даже герканские разведчики, не только очнувшиеся после магического забытья, но и уже успевшие найти общий язык с низкорослыми воинами. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, ведь, как известно, общая беда объединяет, а скорое приближение грозного врага сглаживает все противоречия между союзниками.