там все так и сказали, ценный источник. Дядины буквы меня не очень занимали, хотя в их существовании я не сомневался; классик утверждал, что в каждом уезде у нас по Сен-Симону, я подозревал, что гораздо больше. Но отправляться в поездку с Федором…

— А где твой смешной арап, кстати? — спросил Федор. — Этот, Хазин? Я к нему стучался, он не открывает.

— За машиной поехал. Вчера машину утопили, вытаскивать надо…

— А я вам говорил — бухими не катайтесь.

Ну да.

— Не, я серьезно, лучше бухими не ездить, — повторил он. — Механошин велел следить за порядком, а вы всегда в дрова…

— Не всегда, — возразил я.

— Да не, я понимаю. Местные-то пообмялись давно, а приезжих качает. Ты писатель, Хазин… Слушай, он точно не дурак?

— Да не, как все…

— Все время фотографирует.

Я не стал отвечать.

— Я видел, он колонки фотографирует. Едет по Кирова и фотографирует каждую колонку. На фига?

— Искусство, — объяснил я. — Художник видит красоту в обыденных вещах.

— Красоту?

— Красота случается в чем угодно. Хоть в галошах драных.

— Ну да, может быть. Короче, Вить, собирайся, отдохнем. А то окосеешь от экрана. У нас компьютер в отделе поставили, у всех глаза квадратные, а их беречь надо.

Я думал. То есть так, не думал, я в последнее время мало думал, локфик купирует мысль, мысль не нужна при сочинении краеведческой литературы, для этой литературы полезно часто ездить по ухабам, но все равно…

— Не, Федь, не могу, — сказал я. — Спасибо, конечно, за тетрадь… Надо работать.

Я вернулся к ноутбуку и подоконнику.

— Не, Вить, ты чего? — обиженно нахмурился Федор. — Сто лет не виделись, а ты?! Поболтаем, туда-сюда…

Федор уперся в пол и стал дебильно раскачиваться на койке.

— Знаешь, Вить, а я тоже два раза уезжал, — рассказывал Федор, скрипя пружинами. — После армейки дергался и потом еще… А где вы машину утопили?

— Не знаю. Хазин вел. В ручье. Там снетки водятся.

— Это не снетки, это…

Дверь открылась, в номер заглянула Маргарита Николаевна. Она совершенно ничего не сказала, но я подумал, что, пожалуй, да, наш народ больше любит мышь.

— Поедем, Вить! — уговаривал Федор. — Я сам без выходных второй месяц, котлован сначала, потом строители, праздник этот, пашу как проклятый… У нас в отделении недокомплект, а тут это все навалилось… Работы в три раза прибавилось. Давай, Вить, хоть продохнем, а? Пивчанского задавим, на то самое место сгоняем…

— На какое?

— Красный пляж. Помнишь?

Красный пляж.

— Там все так же. Да мы ненадолго, пару часиков.

Я не особо хотел общаться с Федором, и надо было…

— Туда пешком три дня тащиться.

— Какие три дня, Витя! Мы с другой стороны прямо на берег выедем…

Я согласился.

— Вот и отлично! — обрадовался Федор. — Давай одевайся, а я пока этого уговорю… Дэнсера? Как его там?

— Романа?

— Точно, Романа. И его возьмем.

— Зачем?

— Я шашлыков пять литров замочил, — пояснил Федор. — В два рыла не сожрать, прокиснут ведь. Или он это…

Федор покривил глазом.

— Да не, нормальный, — заверил я.

— Ну вот и хорошо. — Федор выскочил из койки. — Пойду будить.

Я поглядел на экран ноутбука.

Грязелечебница…

В шестидесятые годы на базе бывшей грязелечебницы пытались наладить силосную башню, потом холодильную установку, потом льносушилку, однако ни одна из этих затей успехом не увенчалась. Долгие годы башня и подлежащие здания погружались в ненужность и приходили в запустение. И только недавний приход в область национально ориентированного капитала позволил старейшей здравнице Центрального федерального округа с оптимизмом смотреть в новое тысячелетие.

Двенадцать тысяч и силосная башня.

Я выключил ноутбук, лег в койку. Пять минут полежать.

То самое место. Забавно. Красные пески. Интересно, как там…

Дверь открылась, на пороге опять стояла Маргарита Николаевна. Кажется, она хотела что-то сказать, но вдруг побежала по коридору, грохоча туфлями. Странная женщина, такая вполне могла подкинуть Хазину клопа.

Я собрался.

В коридоре пахло сиренью, но Маргарита Николаевна отсутствовала, я проследовал до номера Романа. Дверь была открыта, сам Роман сидел на полу и сосредоточенно натягивал сапоги.

— Привет, Вить, слушай, там, надеюсь, без синьки, а? А то я что-то стал уставать…

— Не могу ничего гарантировать, — ответил я. — Провинция непредсказуема, ты приедешь, а там… Рицкий.

— Кто?

— Да никто, не бери в голову.

— Ладно…

Роман справился с правым сапогом, приступил клевому.

— Мне еще выступать.

— Сегодня? Ты говорил — выходной.

— Отец объявил готовность, сказал, что пока сидим в гостинице.

Роман справился со вторым сапогом, вскочил.

— А почему здесь? — спросил он. — Паша Воркутэн живет в кирпичном коттедже на Набережной, а я здесь, в гостинице… Как она называется?

— Не знаю.

— В гостинице «Нелепые Дрозды»… Почему я…

Роман уставился на сапог и задумался, похоже, сапог был надет некачественно, хотя, на мой взгляд, выглядел идеально.

— Эй, мужики, давайте скорее! — позвал снаружи Федор.

— Я догоню. — Роман ощупывал голенища.

Я отправился на улицу. Спустился по лестнице с холодными перилами, на вахте никого. Сама вахта напоминала ларек, сколоченный из фанеры и вагонки и выкрашенный в зеленый цвет. Сооружение занимало свободное пространство между лестницами, с посетителями гостиничные работники общались через старомодный полукруглый вырез, сейчас административное окошко было забрано. Над самим отверстием черной краской было выведено: «Jerry is here». Почему-то я подумал, что Маргарита Николаевна немая.

На улице тоже пахло сиренью. Хозяин «Мотоблока и дрели» курил на крыльце своего магазина, рядом на ступенях находился прибор, напомнивший мне электролобзик.

Под акацией возле гостиницы стоял зеленый «Москвич». Не знаю… Вряд ли это тот самый, цвет был другой, а этот молодой травы… Я заметил, что покрашен он недавно, на крыше привинчен новый багажник, в салоне кружевные желтые шторки с кистями, на колесах яркие хромированные колпаки, противотуманки квадратные и желтые.

Хозяин «Мотоблока» помахал мне сигаретой. Я подумал, что он, наверное, хотел с утра продать этот синий электролобзик, но фортуна сложилась иначе.

Из гостиницы показался несколько отрешенный Роман. Он огляделся и стал с отвращением спускаться по лестнице. Видимо, Роман был недоволен качеством надевания сапог и брезгливо выкручивался на носках, словно танцуя твист.

— Что-то не то, — сказал Роман, сойдя с крыльца. — Словно в сапоги что-то… подсыпали. Как зовут ту женщину?

— Маргарита Николаевна, — напомнил я.

— Тогда поехали, — сказал Роман.

Из-за угла показался Федор с букетом сирени, помахал нам.

— Ну что, бодрячком?! — с энтузиазмом осведомился Федор.

— Нормально, — согласился Роман.

Федор открыл заднюю дверцу «Москвича», закинул внутрь букет.

— Как машинка? — Федор постучал ладонью по крылу. — Узнаешь?

— Тот?

— Он самый! Отец себе «Ниву» взял, а мне этого скинул! — Федор ловко устроился за рулем. —