— Пусть войдет.

Волнение императора выдавали только руки, едва заметно сжимаясь и разжимаясь на ручках кресла. Префект Рима знал, чего стоит Антемию сохранять самообладание. Пусть прошел год, но рана в сердце императора все еще кровоточит. Любое напоминание о смерти сына было для него мучительно, ну а сейчас… «Да, что и говорить! Боги не щадят властителя Рима».

Повинуясь приказу, гвардеец откинул полог. Мессий не верил в призраков и не был суеверен, но сейчас ему хотелось осенить себя крестным знамением. Глупо конечно — вошедший не походил на призрака. Живой человек из плоти и крови. Префект пристально вглядывался в него, зная, что и Антемий делает то же самое.

Сильно исхудавшее лицо хранило на себе печать многих испытаний. Когда-то этот человек был одним из первых красавцев Рима, вряд ли теперь о нем можно сказать то же. Плотно сжатые губы, шрам на подбородке и неопрятная поросль вместо прежней аккуратной бородки сильно изменили его. Только голубые глаза северянина были прежними. Прежними? Нет. Раньше в них всегда играло веселье, теперь в них нет ничего, кроме усталости.

Вошедший преклонил колено перед императором, низко опустив голову. Мессий сделал движение, чтобы уйти, но Антемий остановил его.

— Останься, друг. От тебя у меня нет секретов. Встань, Эвердинг, подойди ко мне.

Бывший комит поднялся, и Мессий заметил, что на левой руке у него не хватает двух пальцев.

— Когда мне сообщили, что ты прибыл в Рим и просишь аудиенции, я не поверил. Я думал, ты погиб в той роковой битве. Не уцелел никто. Никто не вернулся тогда в Арелат. Мы бы так и не узнали, что там случилось, если бы Эврих не позаботился об этом.

Мессий сглотнул. Он знал, о чем говорит император. Король визиготов прислал ему голову сына.

— Прошел год. Как же случилось, что ты остался жив… и вернулся?

— Да, прошел уже год. За это время я много думал. У меня было время подумать. И я знаю, ты в праве винить меня. Хотя моей вины в гибели твоего сына нет. Я виновен лишь в том, что жив, тогда как он…

— Как это случилось?

— За Роданом нас окружили. Кто-то нас предал, также как предал до того бриттов, заманив в ловушку у Деола. Мы не сдались и приняли бой. Готы перебили всех. В последней схватке погиб Торисарий, но Антемиола они хотели взять живым. Мы дрались до последнего, защищая твоего сына, и перебили немало готов. Я был рядом с ним до конца, он бился как юный бог, но их было слишком много. Когда сил больше не осталось, нас взяли в плен. Антемиола, меня и Эрмиана.

— Эврих казнил пленных. Почему пощадили тебя?

— Это так. Меня… Мне повезло. Да нет! Можно ли назвать это везением?! Я проклинал тот день тысячу раз. Видит Бог — я хотел бы умереть там, вместе с Антемиолом! Лучше так, чем жить с этим воспоминанием.

— Но все же?

— Меня пленили люди Арванда. Он сохранил мне жизнь.

— Арванд был с Эврихом?

Император явно оттягивал главный вопрос, который ему хотелось задать.

— Да. Когда ты изгнал предателя, он бежал в Толосу, и Эврих принял его. Мой вечный позор быть обязанным жизнью изменнику.

— Выходит, мы зря не казнили мерзавца… Но Арванд ничего не делает просто так. Почему он спас тебя?

— Я не знаю, император. Он просил за меня Эвриха, и весь этот год я был его пленником. Лишь недавно мне удалось бежать. Но я не верю, что это произошло благодаря удаче! Мне кажется, сам Арванд подстроил мой побег. За два дня до того он говорил со мной. Из его намеков и недомолвок я понял, что он хочет оставить Эвриха и искупить свою вину перед тобою и Римом. Но опасается твоего справедливого гнева. Мое освобождение — первый шаг, который он делает на этом пути. Уверен, он хотел, чтобы я передал тебе это.

— Так ты собираешься просить меня за Арванда?

— О нет! Я не проникся к нему добрыми чувствами! Если бы у меня была возможность, я убил бы его без сожаления. И если слово мое хоть что-то значит, я советую тебе не принимать его лживой дружбы.

Несколько минут император хранил молчание. Его пальцы слегка подрагивали.

— Как… — сказал он наконец. — Как погиб мой сын? Ты видел?

— Я видел. Это убийство стоит у меня перед глазами. Я вижу его каждую ночь в своих снах.

— Говори.

— Войско готов построилось на поле битвы. Сначала вывели Эрмиана. Его бросили на колени, и палач отсек ему голову ударом меча. Я был там и молился. Молился лишь об одном — чтобы Господь послал мне смерть прежде моего друга. Я не хотел видеть, как умирает Антемиол. Но в тот день Господь не услышал меня. И я видел все. Его руки были связаны за спиной, готы потешались над ним, но никто не посмел его тронуть — нет! Он был бледен, но страха в его глазах не было. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Слезы текли у меня по лицу. «Скоро увидимся, друг!» — сказал он мне, и я зарыдал. Никогда ни до, ни после того я не плакал. Он посмотрел в глаза Эвриху и произнес: «Сейчас ты убьешь меня, но Рим тебе не убить. И с небес я увижу, как падет твое королевство. Знай это». Эврих лишь усмехнулся в ответ. Когда Антемиол уже был на коленях и палач занес меч, Эврих остановил удар. Он подошел к нему и обнажил свой меч. «Посмотрим, насколько тверда рука короля», — сказал он. Он ударил, брызнула кровь. Она забрызгала все вокруг, и тогда я рванулся, чтобы броситься на убийцу, но меня толкнули в спину, и я упал. Я думал, следующий черед будет мой. Эврих посмотрел на меня, но тут вперед вышел Арванд. Я не слышал их разговор, я молился. И вот когда я уже был готов предстать перед Господом, Эврих вложил меч в ножны. «Слышал, вы были с ним близкими друзьями, — сказал он мне. — Знаю, знаю, ты хочешь последовать за своим другом, но ты будешь жить. Если сможешь жить с этим». Он повернулся и ушел. Войско славило короля, а Арванд велел заковать меня и увести. Так погиб твой сын, император.

Окончив рассказ, Эвердинг склонил голову. Воцарилось молчание. В лице императора не было ни кровинки, по щеке катилась предательская слеза, руки впились в подлокотники кресла. Когда Антемий заговорил, голос его дрогнул:

— И как же ты… жил после этого?

Эвердинг поднял голову, его глаза встретили взгляд императора. Внезапно он упал на колени, схватил руку Антемия и поднес к губам.

— Моя жизнь отныне принадлежит тебе, повелитель! Скажи одно слово, и я тотчас брошусь на меч. И я буду счастлив, потому что увижу моего друга на небесах. Но если ты позволишь мне жить — я тоже буду счастлив. Потому что я смогу отомстить! О, я знаю о свершившемся чуде! Я знаю, что в этот миг армия Рима идет в Галлию. Простым ли воином, комитом ли, как прежде, я буду убивать их, пока рука моя держит меч. И я не вложу его в ножны, пока голова Эвриха, убийцы твоего сына и моего друга, не слетит с его плеч. И тогда я умру с радостью.

Император смотрел на коленопреклоненного комита, не отнимая руки. Мессий боялся вдохнуть.

— Встань, Эвердинг. Я ни в чем тебя не виню. Я знаю, как близки вы были с моим сыном. Он любил тебя, и ты тоже любил его. Я рад, что ты вернулся. Теперь ты сможешь мстить за него. Иди, тебе нужно отдохнуть. И мне тоже. Скоро я вновь призову тебя.