– Видите ли… такое дело… в общем…

– В общем, что? Что случилось?

– Ваш муж… он скончался.

Айрис в ужасе прижала руки ко рту.

– Поезд сбил его машину на переезде через Блумфилд-авеню. Он умер на месте.

– Этого не может быть, – выдохнула Айрис.

Мирен Триггс

1999–2001

Смерть деда стала для мамы шоком. Она заплакала, когда узнала, что его сердце не выдержало, а врачи прибыли слишком поздно. Он был ее отцом и мерзавцем в придачу, но смерть, вопреки всему, часто вызывает самое искреннее прощение.

Я вернулась в Нью-Йорк, пытаясь забыть обо всем, и меня полностью поглотил вихрь журналистики. Конечно, этот мир увлекал меня, но требовал все больше и больше с каждым днем. Он поглощал время и энергию и, хотя я чувствовала себя как никогда живой, знакомил меня с историями, от которых было трудно оправиться: компания, которая эксплуатировала мигранток из Азии в нелегальных мастерских днем и в борделях – ночью; защитник животных, продававший мясо в рестораны Манхэттена; отец, сжегший своих детей, чтобы отомстить их матери. Чем глубже вы погружаетесь в этот мир, тем сильнее он вас меняет. Общаясь со своими коллегами по редакции, я поняла: мы, молодежь, – восторженные наивные энтузиасты, а те, кто постарше, – циники, ненавидящие мир. Конечно, не все были такими, но с их губ то и дело соскальзывала мольба о хороших новостях, которые не заставят сойти с ума.

Боб настаивал на том, чтобы я все время работала в редакции, выполняя все более трудные и утомительные задания. Проверки счетов компаний, государственного бюджета, оборудования на фабриках. Я вставала до рассвета и, если мне не нужно было копаться в каком-нибудь архиве или брать интервью, уходила из редакции в ночи, подготовив отчет по материалам, над которыми работала в течение дня.

Однажды ночью 2001 года, поднявшись на лестничную площадку, я заметила приоткрытую дверь в квартиру миссис Эмбер. Это было на нее непохоже. Она была настолько подозрительной, что даже жалюзи на окнах, выходящих на улицу, всегда были опущены.

– Миссис Эмбер? – позвала я, осторожно открывая дверь и заглядывая внутрь.

Ее квартира была почти в два раза больше моей. Я никогда не видела ее в деталях. Соседка никогда не предлагала зайти к ней на чай и рассказать мне истории из жизни. Лишь иногда, если мы сталкивались на площадке, я мельком видела свет лампы, которую она включала при входе. В этот раз в квартире было темно.

– Миссис Эмбер, с вами все в порядке? – позвала я, повысив голос.

Все это мне не нравилось. Существуют разные виды тишины. Они отличаются воздухом, беззвучными нотами, которые издают шаги, неподвижностью штор в отдалении – я видела, как слегка шевельнулись занавески на другом конце комнаты.

Я бросилась внутрь и попыталась включить лампу у входа, но лампочка перегорела. Я шла в потемках, и мое внимание приковали фотографии на стенах. На них я узнала миссис Эмбер лет на тридцать-сорок лет моложе, невероятно ухоженную и сияющую, с улыбкой, которая растянулась от одного уха до другого, словно ущелье, усыпанное жемчугом. На одном из снимков она ныряла в море в купальнике рядом с красивым молодым человеком того же возраста. На другом она бежала рядом с тем же парнем по длинной грунтовой дороге среди деревьев, громко смеясь. Она выглядела счастливой. Когда-то она знала, что такое счастье, но теперь словно отстранилась от мира.

Внезапно я заметила босую ногу, выглядывающую из-за дивана, рядом со шторами.

– Миссис Эмбер? – крикнула я.

Было темно, но я видела, что из раны на лбу течет кровь.

– Вы в порядке? – прошептала я, придвигаясь ближе, чтобы оценить, насколько серьезна травма. Она не выглядела особо опасной, но я набрала телефон службы спасения и назвала адрес. Мои познания в медицине ограничивались приемом обезболивающих при месячных. Я оглядела комнату, успела включить торшер в одном из углов и, обернувшись, увидела его.

Мужской силуэт наблюдал за мной из темного коридора, который, скорее всего, вел в спальню. Он застыл, держа в руках шкатулку, и я не могла разглядеть его лица или понять его намерения.

– Если ищешь деньги, я не знаю, где они.

– Телефон! – крикнул он хриплым голосом, будто мотоцикл, у которого вот-вот откажет двигатель.

Я поняла, что это отчаявшийся преступник в поисках быстрых денег. Был конец месяца, приближалось Рождество. Преступникам тоже нужно дарить подарки.

Я бросила мобильный в темноту, и мужчина нагнулся, чтобы подобрать его. Сердце бешено колотилось, как бы мне ни хотелось сохранять спокойствие. С годами я поняла, что часть меня в момент опасности всегда возвращается в тот парк: этот момент навсегда застрял в моей душе, и мне придется с этим жить. Подобное событие меняет тебя, меняет все, чем ты являешься и кем притворяешься, хотя невозможно предугадать, в какую сторону. Меня этот парк привел к темноте и мести. Пламя, охватившее Джеймса Фостера, отпечаталось в моих глазах, и страх выйти из дома сменился страхом бездействия.

– У меня с собой пистолет, – солгала я. Оружие лежало дома. – Забирай телефон, и ничего не будет. Выкинешь какой-то трюк, и я тебя пристрелю.

Его поведение тут же изменилось: в его дыхании я ощутила легкий страх, повисший в воздухе. Возможно, он почувствовал в моем голосе внутренний гнев на несправедливость. Миссис Эмбер застонала от боли, и я перевела на нее взгляд. Она была в порядке: стон служил доказательством, что удар был не таким уж сильным. И тут, будто ветер, поднявшийся, чтобы забить последний гвоздь в мой характер и посеять достаточно страха, чтобы я решила воззвать к небесам, грабитель метнулся мимо меня к двери и скрылся.

Я провела час в ожидании «Скорой помощи», утешая миссис Эмбер, и все это время размышляла о том, что происходит вокруг. Весь мир словно катился под откос, и с этим никто не мог ничего поделать: нападения, грабежи, коррупция, боязнь ходить в одиночку, насильники. Это была неутешительная мысль. Я подумала о Кире, маленькой девочке, поискам которой давно не было места в моей насыщенной жизни, и решила, что найду на это время. По вечерам, поздно ночью. Другого выхода не было.

Рядом со мной плакала миссис Эмбер, и я обняла ее, возможно решив, что так ей станет легче.

– Спасибо, Мирен. Ты хорошая девочка, – выдавила она с трудом. Удар не казался таким уж опасным, хотя кровь все еще текла и ей нужно было наложить швы.

– Знай вы мои мысли, вы бы так не говорили, – в кои-то веки честно призналась я. Она молча серьезно посмотрела на меня, разглядывая фотографии на стенах. Затем вдруг заговорила:

– Знаешь, Мирен? Когда-то я была одинока, как ты, и… Я влюбилась, сама того не желая. Он был потрясающим мужчиной. Из тех, кто позволяет тебе быть собой, не пытаясь изменить, и любит каждый твой недостаток, наполняя твою жизнь фейерверком.