Ритуал скорби не прерывался, викарны, рассевшись вокруг костров, отправляли в небеса свой громкий рык, а я стоял в самом сердце и всякий раз держал удар, хотя каждый новый взрыв наносил мне больше вреда, чем предыдущий. Решив отстоять всю ночь, я понимал, что все это время меня будут бить сильнейшими волнами горя. Концентрированная негативная энергия плескалась вокруг, но пропускать ее через себя мне было не с руки, ибо без жесточайших приемов абстрагирования чужое горе, собранное со столь многих, просто разорвало бы мою ментальную сущность в клочья. Поэтому пока викарны скорбели, я пытался защитить свой разум.

Рассветное солнце поднялось из-за восточного горизонта и помимо всего прочего стало свидетелем того, как один до крайности отчаянный тэнкрис едва стоял, шатаясь, среди пяти тысяч разумных хищников. Осталось совсем немного, я знал, я верил в это, они прекратили реветь, они соизволили обратить внимание на меня… но как же трудно было достаивать эти последние минуты.

Наконец-то один из них поднялся. Целая ночь сидения по-тарцарски сказалась на нем – заметно поубавилось кошачьей грации и гибкости, викарн явно испытывал боль, потому что кровь вновь свободно текла по его онемевшим членам.

– Эта маска, – с сильной хрипотцой сказал он, – не скрывает от меня вашей личности.

– Вы лишь думаете, что знаете, кто я, Форхаф. Впрочем, если бы я захотел, просто сменил бы парфюм, спрятал свой прежний запах.

– Такие маски, как ваша, носят только мескийские Жнецы, а нам известно, что вы один из них, тан эл’Харэн.

– Шадал эл’Харэн мертв. Уже давно. – Я отнял от лица маску и вытер жгучий пот ладонью. – Мое имя – Бриан эл’Мориа.

Разные эмоции вызвало это заявление, но, как и ожидалось, никто не пал ниц, обуянный священным трепетом, – в их душах было место лишь для одного великого существа, все остальные не умещались.

– Зачем вы пришли, тан эл’Мориа?

– Чтобы возглавить вас и повести.

– Тогда вы пришли зря, – ответил тигр, глядя мне в глаза безо всякого интереса. – Нам не нужны такие лидеры. Если на то пошло, нам вообще больше не нужны предводители извне.

– Неужели? Народ, который триста лет слепо шел за одним тэнкрисом, лишившись его, сразу же сможет обрести самостоятельность? Не верю.

– Нам нет дела до вас, вашей страны и того, во что вы верите, тан. Вы чужак здесь, непрошеный и ненужный. Уходите.

– Что ж, отказ был ожидаем. Но никаких обид. Я пришел с открытым лицом, чтобы выказать дань почтения умершему, простите, что не ревел в ночь, у нашего народа это не принято. В любом разе само то, что мне удалось открыть вам лицо без страха быть преданным, есть великое благо. Я так устал скрывать его под масками…

– Маски носят те, кто хочет сокрыть свои дела от чужих взглядов либо избежать ответа за содеянное, что недостойно почтения, и вы сами избрали для себя такой путь. Мы не хотим иметь с вами дел, как этого не хотел наш господин.

– Не спорю, моя репутация оставляет желать лучшего, особенно в глазах тех, кто много думает о чести. Но! Никто и никогда не скажет, что смог уйти от моего правосудия. Убийца Хайрама эл’Рая враг мне, а потому я найду и покараю его. Раньше вас. Если вдруг захотите быть причастны, помогите мне. Не хотите – я все сделаю сам. Ну а если попытаетесь мешать… не будем о грустном. Вы собираетесь скорбеть еще четыре ночи, верно? К сожалению, не смогу присоединиться, буду искать убийцу, имя его у меня уже есть, дело стоит за малым. Но душой буду с вами. Прощайте.

Надев маску, я покинул мертвые сады Иеронима Уваро, не веря, что эта утомительная ночь наконец-то закончилась.

Позже, когда солдаты Имперры покинули Паронго, а я, уже в образе Шадала эл’Харэна, мчался в «Гарриразе» домой, состоялась одна забавная беседа.

– Говори уж.

– Ты это мне, шеф?

– Тебе.

– А что говорить-то?

– Говори, что думаешь.

– Мне платят не за разговоры.

– Адольф, я слишком устал, чтобы проявлять понимание и терпеливость сейчас.

Он оскалился в усы и глянул на меня через зеркало заднего вида.

– Прости, шеф, но раз уж должен говорить, я скажу, что со стороны это выглядело не особо впечатляюще. Ты промаялся там всю ночь, потом снял перед ними маску – я до конца не верил, что ты это сделаешь, клянусь рукой, – чем оказал этим котам невиданную честь, потом предложил помощь, но они послали тебя в Шелан через задний путь. И ты ушел. Что-то не срослось, а?

Я прикрыл глаза, дико хотелось спать, а не спорить. Благо за хозяина вступилась горничная:

– Вы явно ничего не поняли, агент Дорэ, все прошло по плану. Эти глупые кошки не смогли бы проявить гибкость и признать, что им нужен новый лидер, а хозяин сделал главное – первый шаг. Они были сильными солдатами и верными телохранителями, но не шпионами. Вся столица знала, кому служат «белые шерхарры». Лишившись Хайрама эл’Рая, они выпадут из системы государственных служб, ибо не согласятся служить никому, назначенному свыше. Однако хозяин сделал важный жест – открыл свое лицо и предложил помощь. Он не заставляет их служить, но предлагает сотрудничать. Хозяин также дал понять, что уже на два шага впереди них. Рано или поздно викарны дадут согласие на «сотрудничество», когда на самом деле будут полностью подчинены воле хозяина. Иной жизни они не знали, а репутация тэнкриса, который всегда достигает цели, сама по себе есть яркий путеводный свет. Теперь вы все поняли, агент Дорэ?

Он молчал еще долгое время, а потом вдруг гулко расхохотался:

– Никогда прежде не слышал, чтобы она так долго разговаривала! Наверное, это хороший знак, шеф!

Одиннадцатый день от начала расследования

Ничто не должно было помешать началу выставки. Солермо эл’Азарис влез с большие долги, чтобы провести ее на должном уровне, поддержать престиж своей страны и обеспечить ей будущее как одной из значимых держав. В его столицу стеклись бесчисленные разумные со всех концов мира, и ударить в грязь лицом король не имел права. А я, как глава его тайной службы, обязан был всячески этому способствовать.

С того дня, когда я присутствовал на похоронах Хайрама эл’Рая, многое случилось. Вместе с назначением на должность я получил все полномочия главы тайной службы, но и обязанности тоже к ним прилагались. Состоялись совещания со старшими офицерами, на которых произвела впечатление лишь одна простая вещь – когда я говорил, за моей спиной стояли молчаливые викарны.

Их община дала ответ в течение двенадцати часов, и члены ее подчеркнули, что они не слуги, не подчиненные, и я им даже не нравлюсь, но они желают быть равными партнерами и получить свой кусок кровоточащего мяса, когда враг окажется в наших руках. Эти существа намертво прикипели к образу арбализейского архишпика и стали восприниматься остальными коллегами чем-то вроде неотъемлемого атрибута. Присутствие лояльных тигров способствовало скорейшей легитимизации моих полномочий на всех уровнях.