Наконец представление перешло в третью фазу, в рамках которой под звуки мескийского гимна Гарганто должен был занять свое постоянное место. Мескийский павильон изначально спроектировали огромным и внушительным, но каким-то… неказистым, что ли? Темно-серая глыба мрачной мощи с парой пустых постаментов перед главным входом. Но теперь очень осторожно, очень медленно главная часть композиции заняла свое место. Левый манипулятор Гарганто поднялся к небесам и выстрелил облаком горящего газа. После первого эффектного залпа пламя умалили, и оно стало постоянным, как вечный огонь, на высоте больше десяти человеческих ростов. Последним, что выдохнули мощные ретрансляторы гиганта, было: «Hiell Imperador!»

Стоило ему замереть и с шипением выпустить из труб излишки пара, как толпа разразилась громом восторженных криков, со всех экспозиций зрители стали стекаться к мескийскому павильону. «Рыцари» обошли Гарганто с тыла, чтобы бережно принять в свои руки членов экипажа, покидавших борт через эвакуационный шлюз. Тех оказалось всего восьмеро – лишь необходимые для непродолжительного движения: коммандер, тактик-навигатор, маг-связист, мастер-оружейник, бортинженер и трое бортмехаников. Народ встречал экипаж возгласами и аплодисментами. Иванова повела себя сдержанно, лишь улыбнувшись зрителям, а вот остальные члены экипажа не удержались от того, чтобы не помахать.

Из павильона вышла группа Жнецов, возглавляемая «Великим Дознавателем», и, поприветствовав экипаж, забрала его с собой внутрь. Лишь после этого павильон открылся. Тем не менее в него не спешили входить, основные массы посетителей выставки стекались ко входу и образовывали там огромную толпу.

– Как и было задумано, хозяин.

– Да. Выходцы со всего света поедают глазами свидетельство военной мощи великой Мескийской империи. Уже к вечеру мир будет знать об очередном воплощении бога войны, на котором серебрятся луны нашей родины. Знаешь, Себастина, я чертовски проголодался за всеми этими волнениями.

– Прямо под нами «Ресторация Гиганто», хозяин.

Оказавшись внизу, мы с Себастиной отправились не к мескийской экспозиции, а к картонесскому павильону высокой кулинарии. Длинное трехэтажное здание с белыми арками и кремово-розовыми стенами имело лишь скромную вывеску возле лестницы, но совсем недавно очередь к этой лестнице казалась бесконечной. Мы же с Себастиной прошли как по пустырю и оказались в приятной прохладе зала.

Метрдотель при нашем появлении отскочил от окна, поправляя белый фрак, и торопливо поклонился.

– Будьте любезны, месье, столик на двоих, желательно с видом на… это громоздкое мескийское чудовище.

– Прошу, монсеньор, – ответил он чопорно, увлекая нас дальше.

Официанты ловко порхали по трапезному залу первого этажа, убирая грязную посуду. Помещение было огромным, столов в нем насчитывалось больше сорока, и все практически только что были заняты. Работники не справлялись.

– Эта штука спугнула ваших посетителей, месье?

– Увы, монсеньор. Как видите, свободных столов теперь предостаточно, в чем есть и светлая сторона – приди вы до этого события, мне пришлось бы заставлять вас тратить ваше драгоценное время на ожидание. Прошу, выбирайте любой, который окажется вам по душе.

Из сорока столов занято было всего пять. Недалеко от входа крупный веснушчатый мужчина с морковно-рыжими волосами и усами отправлял в рот мидии и нежнейшие морские гребешки. За другим столом сидел высокий блондин с аккуратными усами и разрезал на ровные кусочки стейк из оленины с кровью. Еще за двумя столами сидели по трое крепких мужчин, цедивших воду и закусывавших самыми дешевыми пунктами меню. Клиент за пятым занятым столом заставил меня остановиться.

– Месье, я вижу своего знакомого. Думаю, он не откажется приютить меня.

Выбрав направление, я решительно зашагал вперед. Шестеро крепких мужчин оставили прочие занятия и принялись пристально сверлить нас с Себастиной взглядами.

– Здравствуй, Инч, можно составить тебе компанию?

Он взглянул в чужое лицо сначала возмущенно, ибо непростительное оскорбление называть тэнкриса коротким именем, не состоя с ним в очень близких отношениях, но спустя несколько секунд хмарь сомнений сошла с его лица.

– А, это ты! Садитесь! Гарсон, вина мне и моему другу! Лучшего!

Метрдотель не повел и бровью, хотя его такое обращение серьезно оскорбило. По щелчку пальцев вокруг стола заплясали официанты, моментально предоставившие меню в кожаном переплете с золотыми уголками, после чего заново сервировали стол и замерли подле.

– А что ел ты, Инч?

– Мм, дай подумать… было это… заливное с мясным ассорти…

– Галантин, – произнес метрдотель.

– Как скажешь, гарсон! Потом подали мне какую-то кроху вроде убитого воробья…

– Перепелка с чечевицей, – дрогнул метрдотель.

– Потом какое-то непонятное сливочное…

– Монсеньор изволил отобедать галантином, перепелкой с чечевицей, жюльеном из птицы, тыквенным рататуем, козьим сыром с артишоками под соусом песто́ и яичным салатом с тунцом. На десерт подали нежнейшие канале. Монсеньор изволил пить…

– Там еще сыр был такой вонючий, весь в белой плесени, – морщась, припомнил мерзавец Инчиваль, – испортился, наверное.

– Ольгри, сыр королей, – дрожащими губами прошептал метрдотель.

Пока несчастного человека не хватил удар, я попросил продублировать заказ и принести легкого вина не старше урожая двенадцатого года.

– Ну и зачем ты вел этого бедолагу к инфаркту, Инч?

– А пусть знает! – прищурился мой друг. – Это тебе удалось попасть сюда запросто, а меня мариновали при входе почти десять минут! Не могли вы начать это представление раньше, а?

– Прости, не согласовали с твоим расписанием, – усмехнулся я, наблюдая, как рассеивается его раздражение.

– Между прочим, отчасти это и твоя вина. Эти бульдоги бегают за мной как привязанные, и им, видишь ли, обязательно было тоже попасть в зал. Три стола вместо одного…

– Всего за десять минут ожидания. С тобой обошлись по-королевски, мне кажется. Но обед все же стоил этих бесценных десяти минут?

– Вообще-то только шести. Но обед был божественным, особенно ольгри. Ты ведь знаешь, я никогда не отказываю себе в посещении мест с хорошей кухней, но это… это храм высокой кулинарии. Неказистый снаружи, прямоугольный, переполненный гордыней и чопорностью, но, несомненно, храм. Ради открытия этого павильона приехали пятнадцать шефов, лучшие мастера Картонеса. Не представляю, какой ад творится на кухнях с пятнадцатью лучшими, но шедевры они выдают бесперебойно.

Мы посидели и помолчали. Мой друг смотрел в окно, на мескийский павильон, на Гарганто, которого сам же некогда и проектировал.

– Криворукие, – сказал он, – узколобые. Навешали брони, присобачили пушку и паромет. Уродство одно, милитаристский гротеск. Ему нужен был подъемный кран, гусеничная ходовая вместо этих обрубков, ковш для рытья, циркулярная пила для уборки леса…