– Пожалуйста, ещё стаканчик томатного сока… – ничего другого не нашёл он сказать.

– Обойдётесь, – прервала она его. – Этот сок опасен вашему драгоценному желудку в таком количестве. Вдруг узнает старший лейтенант Фоменко?

– Даме прохладной водички, – обернулся к застывшей в растерянности официантке галантный кавалер, явно подсказывая, кого ей следует слушать. – Клиент всегда прав.

Татьяна всё же махнула подружке рукой, а Семёнову напомнила:

– Какими ж судьбами? Неужели сам начальник позволил? Или опять с особым заданием?

Семёнов ценил юмор, он признавал и сатиру, но не в таком количестве, поэтому попробовал рассмеяться:

– Запомнился наш командир?

– У вас все такие вежливые? – отпарировала она.

Он отыскал её ладонь на столе и сжал тёплые подрагивающие пальцы.

– Мы-то надеялись, что у нас защитник появился, а его, оказывается, и по телефону нельзя услышать, – она потеплела глазками, но ещё хмурилась, явно доигрывая роль.

– А что? Опять кто дебоширил? – всё же спросил шёпотом и доверительно Семёнов, как он один умел делать, покорно опуская перед ней симпатичную голову и нижайше поглядывая из-под густых бровей.

– У нас тут хватает! – уже неслась, торопилась с бокалами подружка, улыбаясь во всю свою добродушную физиономию и довольная очевидными переменами. – Чего-чего, а этого добра!..

– Это кто же? – ещё строже насупился поклонник. – Милиция, а также общественность подобного не потерпит.

– Да хватит тебе, Люб! – одёрнула толстушку Татьяна. – И воду зачем принесла? Я тебя просила?

– Милые бранятся, а тебя в рога? – остановилась та, обидевшись.

– Что всё-таки случилось? – не подымал головы Семёнов; наладив отношения, он уже подумывал, как бы отпросить Татьяну у заведующего кафе и несколько часов провести вместе.

– Тот, малец шкодливый, заскакивал. Не забыл?

– Кто?

– Пива ему опять захотелось. Фарук, конечно, справился бы и сам. Но надоел. Хотели милицию вызвать, а он удрал.

– Погоди, погоди! – даже привстал Семёнов, не веря своему счастью, и сок пролил, дёрнувшись рукой. – Тот мальчишка?

– Он, – заволновалась и Татьяна. – А почему тебя это так удивляет? Он тебе интересен?

– Интересен? – уставился на неё Семёнов и судорожно огляделся. – Телефон у вас есть?

– Он преступник?

– Я многое бы отдал, чтобы увидеть его ещё раз.

– Убийца?

– Не знаю… Есть телефон?

– У заведующего. Но, кажется, ещё не подключен… после ремонта у нас…

– С кем он был?

– Один, – пожала она плечами, а вслед за ней побелела лицом и подружка.

– Он живёт где-то рядом?

– Да откуда мне знать!

– Ах, батюшки! – схватилась обеими руками за спинку стула толстушка. – Он вор. По морде было видно.

– Мне больно, – тихо сказала Татьяна, и Семёнов только теперь заметил, что сжимает её ладонь. – А кто он, Слава? – ещё тише спросила она.

– Это не главное.

– А что?

– Долго рассказывать, – поджал он губы и соображал, как быть. – Тебе что-нибудь известно о нём?

– Нет.

– Тогда зачем тебе знать?..

– Я его видела недавно.

– Видела? Где?

Она лишь испуганно кивнула головой:

– Когда на работу шла утром. В скверике на лавочке высиживал с таким же… хулиганом. Только тот взрослый мужчина. Маленький, противный и пухлый. Вроде колобка кругленький.

– С бельмом?

– Да. Без глаза.

– Слушай, Таня, – забывшись, он опять сжал ей руку так, что она вскрикнула. – Мне срочно надо позвонить в райотдел. Где тут поблизости телефон? Это очень важно.

В дверях КГБ дежурный, поизучав моё удостоверение, приложил руку к козырьку фуражки и отсалютовал:

– Товарищ прокурор следственного отдела, вас дожидается старший советник юстиции Федонин в семьсот пятнадцатой комнате. Подождите, вас проводит солдат.

Я уже раскрыл было рот, чтобы удивиться, но вовремя прочувствовал ситуацию и только хмыкнул: непохож был бы на себя старый лис, высиживай он сейчас в своём кабинете и пяля глаза на надоевшего Змейкина, слюнявившего палец и переворачивавшего очередной лист десятого или одиннадцатого тома ненаглядного уголовного дела. Усадил небось за стол того же Толупанчика, подвернувшегося под руку, наобещал с три короба, а сам раньше меня сюда примчался.

Солдат, молодой, длинный и лопоухий, не спеша и не совсем уверенно вёл меня нескончаемыми безлюдными коридорами и узкими лестницами не с парадного, знакомого мне хода, а каким-то второстепенным путём, где урны для курения попадались чаще, чем встречный народ этой тихонькой с виду конторы. Иногда чуть припахивало туалетами, а на втором или третьем этаже мы прошествовали по пустующему огромному спортивному залу с гимнастическими снарядами, волейбольной площадкой, футбольными воротами и неубранными оранжевыми матами.

– У вас не ремонт случайно? – поинтересовался я в спину проводника.

Тот не ответил и не обернулся.

– Народ на передовой линии. Трудится с переменным успехом.

От кого я ждал ответа? Китайская стена оказалась бы разговорчивей.

«Дисциплина, – невольно зауважал я молчаливого спутника, косясь на решётки в окошках. – Боятся стёкла мячом расколотить или замуровались от внешнего противника?»

А солдат сохранял немоту, словно язык проглотил. И спина сутулая ничем его не выдавала, слышал ли он мои недовольные разглагольствования или тут же, не задумываясь, проглатывал, и шаг его был тот же, ленивый и по-верблюжьи размеренный. Я вспомнил известную нашу поговорку: «Солдат спит – служба идёт», проникся нехитрой её философской мудростью и тоже смолк, начиная уставать от скучного однообразия, пустоты и мёртвой тишины в этом огромном помещении. Наши шаги гулко отдавались в зале, отражаясь где-то над головой, ухая под самым потолком. Одна серая стена всё же повеселила транспарантом: большими красными буквами он убеждал: «Коммунизм – наша цель и задача». У выхода из зала под этим транспарантом встретилась или поджидала пожилая женщина с серым невыразительным лицом в синем халате с ведром и шваброй. Заметив нас, она опустила голову, когда мы поравнялись, тихо отвернулась в сторону. Мне вспомнился «Белый лебедь», в следственном изоляторе, там конвоиры командовали заключённым, когда в коридоре попадался встречный: «Стой! Отвернись к стене!» Здесь это было проделано без команды, автоматически. «Есть кто живой?! – захотелось мне заорать во всю глотку. – Эй, люди!» Но солдат замер, распахнул незаметную дверку: