Изабелла решила реализовать себя как художника, и я поддерживала её, как только могла поддерживать мать, дочь которой отказывалась принимать от неё деньги. Не смотря на то, что я осознавала насколько малы шансы художника разбогатеть, я гордилась целеустремленностью Изабеллы и никогда её не подавляла. Я была уверена в том, что могу позволить своим дочерям такую роскошь, как право выбора. И всё же в своё время я не поняла желания своей младшей дочери, Стеллы, нарожать кучу детей и превратить себя в домохозяйку. Я очень долго противилась её желанию так рано становиться женой и матерью, и даже после рождения Пени отговаривала её заводить больше двух детей. И тем не менее, уже имея Энтони и Пени, она вскоре родила Джереми, а затем ещё и Хьюи, Мишу, Ташу.

Я тогда так до конца её и не поняла. Не понимала вплоть до тех пор, пока её не стало. Сейчас же, имея столько внуков и даже правнуков, оставленных мне бесценным даром именно от Стеллы, я даже мысленно не могу подобрать нужных слов, когда прихожу на могилу своей младшей дочери с желанием поблагодарить её за то, что она не позволила мне отговорить её от её пламенного желания создать большую семью. Благодаря ей я не осталась одинокой, никому не нужной старухой, деньги которой к концу её жизни иссякли, словно просочившийся сквозь пальцы песок. И хотя я прежде посещала своих внуков один-два раза в год, сейчас, задержавшись в гостях у Пени, я осознаю, что пройдёт ещё совсем немного времени, и я уже не смогу обойтись без их помощи. Благодаря Стелле однажды я не попаду в престарелый дом, а ведь я даже не успела поблагодарить её за подаренную ею мне счастливую старость.

И хотя теперь я острее осознаю, что такое одиночество, я никогда не считала себя одинокой. После смерти Роберта у меня долгое время не было мужчины. Я бы не посмела “завести” себе другого мужчину на земле своего мужа, отчасти поэтому я и вернулась обратно в Британию.

Уже после возвращения на родину у меня было много мужчин и все они без исключения были моложе меня минимум на десяток, максимум на два десятка лет. Некоторые из них годились мне в сыновья, но я, будучи достаточно обеспеченной и сохранившей красоту женщиной, могла себе позволить подобную роскошь. Кто-то из них был страстным любовником, кому-то я обеспечивала безбедное существование, кто-то за свой счёт возил меня на острова, кому-то я дарила неприлично дорогие часы, но ни с кем из них я не состояла в отношениях дольше трёх лет. Это было моё строгое кредо, которого я придерживалась без исключений и о котором не знал ни один из моих кавалеров. Я всегда бросала их первой и сразу же находила себе нового человека, после чего всё начиналось заново: первые взгляды, первые свидания, первые поцелуи, первые ночи… Женщина с моей красотой – не оставившей меня даже сейчас, в мои семьдесят четыре – могла даже не сомневаться в том, что она желанна, и я никогда в этом не сомневалась. Однако я всегда любила только одного человека. Роберта Палмера. Того, кто сделал меня не просто своей возлюбленной, но матерью своих детей. Детей, которых я потеряла так же, как однажды потеряла его – безвозвратно. По крайней мере я так думала до сегодняшнего дня, пока Таша не облила меня чаном ледяной надежды на то, что Изабелла может ко мне вернуться.

Муж Стеллы, Родерик, оставшись с шестью детьми на руках, а позже взяв на воспитание и свою единственную племянницу, категорически отказывался принимать от меня деньги, не понимая, что приняв их он мог бы спасти меня от запоя. В итоге я начала пить больше положенного, а спустя год, когда мне впервые удалось всунуть своему зятю небольшую сумму, я поняла, что от спиртного мне уже не избавиться до гробовой доски. Я стала постоянно “пьяненькой” бабушкой, всё ещё красивой, даже прекрасной, с элегантным стилем и отменным вкусом, но всё-таки бабушкой.

Первое время мне удавалось всунуть в руки Родерика по восемь-десять тысяч долларов пару-тройку раз в год, однако три года назад моё богатство испарилось вместе с моей молодостью. Акции, когда-то оставленные мне Робертом, обесценились, и из богатой женщины я резко, как по волшебству, превратилась в среднестатистическую пенсионерку, у которой кроме трёхкомнатной квартиры в центре Лондона, стоящего автомобиля, стильного гардероба и слишком маленькой для раздутых нужд бывшей богачки пенсии больше ничего не осталось. Ничего, кроме самого ценного: внуков и их детей. Я давно уже смирилась с тем, что моих дочерей больше нет. Поэтому сейчас, услышав от Таши слова о том, что я всё ещё – вновь! – мать, я едва не умерла от разрыва сердца, от которого меня мгновенно спас двойной Ballantine's*.

(*Название линейки купажированного шотландского виски, производимой компанией 'George Ballantine & Son Ltd' в Дамбартоне, Шотландия).

Белла отличалась от моей матери, и это отличие делало меня более похожей на неё, нежели на маму. Изабелла не хотела посвящать свою жизнь рождению шести детей и их воспитанию – ей недостаточно было быть просто женой/мамой/домохозяйкой. Возможно поэтому её личная жизнь оказалась более сложной, чем жизнь её сестры. Успев сколотить успешное начало для своей художественной карьеры, Изабелла, в первый и в последний раз, в свои двадцать девять лет вышла замуж за тридцатичетырехлетнего Говарда Фланагана, который к тому моменту был уже известным на всю Европу архитектором “высшей категории”. На момент их женитьбы Белла уже была беременной от Говарда и через пять месяцев после свадьбы у них родился Джек.

Брак Говарда и Изабеллы продлился шесть лет и, насколько мне известно, они не просто развелись, но смогли сохранить крепчайшую дружбу, хотя позже и оказалось, что Говард так и не смог её разлюбить. Прошло уже девятнадцать лет с момента их развода, а он до сих пор так повторно и не женился. Лишь после исчезновения Беллы, после того, когда все смирились с её безызвестной смертью, он дважды попытался наладить свою личную жизнь и оба раза его отношения не продлились дольше пары-тройки лет. Он до сих пор был влюблён в ту, которую однажды потерял потому, что не смог разделить её любовь с искусством: Белла, на момент их брака всё ещё не приобретшая желаемую силу признания, по прежнему хотела стать знаменитой художницей, Говард же, уже успевший пресытиться своей популярностью признанного архитектора, ревновал её к её же успехам. В итоге однажды они просто решили расторгнуть свой брак, чтобы убедиться в том, что не смогут друг без друга, но спустя некоторое время Белла, в отличие от Говарда, поняла, что с разрывом этой связи ей стало не сложнее, а проще… В итоге их брак так и не восстановился.

Говард был родом из небольшого городка в Ирландии, но уже в двадцать пять лет имел собственную квартиру в Дублине, а к тридцати годам стал владельцем весьма впечатляющей усадьбы у лесного озера. После развода родителей Джек все свои летние каникулы проводил именно в этом доме, до тех пор, пока Белла не пропала без вести. Тем летом он навсегда остался жить в отцовском доме.

На момент исчезновения Беллы Джеку было пятнадцать лет. Сейчас ему двадцать пять и, не смотря на свой возраст, он уже собирается жениться. В последний раз я виделась со своим кузеном три года назад. Тогда он приезжал из Дублина в Лондон на пару недель. У нас с ним с детства были хорошие отношения и всё же с каждым годом мы общались всё меньше и меньше, что, скорее всего, печалило больше его, чем могло бы огорчать меня.