Опыт и оснастка, необходимые скалолазам, на протяжении трех веков мало чем менялись. Главным предметом был и оставался надежный альпеншток, хотя в фаворе у континенталов были еще и «кошки». А британцы, и среди них, безусловно, Клеменс с Молтоном, «кошки» отвергали в пользу двурядных крючковатых шипов в подошвах ботинок. Что касается веревок, то их большинство альпинистских отрядов считали недостойными истинного джентльмена. Ими пренебрегали как чем-то плебейским, да к тому же потенциально опасным.

Что до Клеменса с Молтоном, то они уверовали в достоинства веревки после встречи с легендарным ирландским ученым и альпинистом Джоном Тиндаллом, которая произошла несколько лет назад в Лондоне. В 1858 году Тиндалл совершил свое успешное одиночное восхождение на Монте-Розу без помощи проводников, носильщиков и даже запасов провианта, подкрепившись в пути всего лишь сандвичем с ветчиной и бутылкой чаю. Только самые безрассудные из критиков могли бы ставить под сомнение отвагу такого человека. В 1860-м он также вызвал волну противоречий, когда истолковал гибель двоих англичан-альпинистов и их проводника на склоне альпийского Коль дю Жеана нерачительным использованием веревок. Клеменс с Молтоном тогда прочли открытое письмо Тиндалла в газете «Таймс», и между ними вскоре завязалась переписка. Когда весной 1861-го Тиндалл пригласил альпийского скалолаза и проводника Огюста Бальма на разговор в Британском музее, Клеменс с Молтоном тоже там были, а затем поужинали с Тиндаллом. Не успел он с ними распрощаться, как они уже с готовностью направились к ближайшему веревочных дел мастеру, чтобы загрузить его работой по сплетению нескольких миль прочнейшей джутовой ткани.

Таким образом, Клеменс с Молтоном были облачены в более чем пригодную по тем временам экипировку для спуска под землю: крепкие башмаки, плотный твид и жесткие кожаные перчатки. У их ног лежали толстые кольца веревки, а рядом с ними два тючка с запасом воды, жареными курами, двумя батонами свежеиспеченного хлеба и флягой бургундского. Помимо этого, с собой они захватили четыре фонаря и керосина к ним достаточно, чтобы обеспечивать себя светом на протяжении двенадцати часов, хотя под землей они рассчитывали пробыть от силы половину этого времени.

Взгляд Молтона по-орлиному прошелся по каменистому ландшафту и остановился на каком-то деревянном шесте, вертикально торчащем несколько справа.

– А это, по-твоему, что? – спросил он, указывая свободной рукой.

Клеменс прищурился, затем подошел к шесту. Глубоко вделанный в землю, примерно три фута высотой. На конце у него висело железное кольцо с распушенным обрывком старой веревки.

– Похоже на привязь, – рассудил Клеменс.

– Странное место для выпаса, – заметил Молтон.

– Народец здесь вообще странный, – пожал плечами Клеменс.

Он потер руки и направился обратно к бреши в скале.

– Ну что, – сказал он, – приступим.

Пока Клеменс крепил веревку, Молтон проверил оснастку и опробовал фонари.

– Какая там, говоришь, глубина? – спросил он.

– Точно не скажу, – ответил Клеменс. – Примерно пара сотен футов.

– Хм. Сотни футов… Как-то и на пропасть не тянет.

– Это так, на глазок, – сказал Клеменс. – Может оказаться и больше. Кто знает. Территория неизведанная.

Уэйкфордская Бездна (местное название именно такое) тянулась примерно на полсотни футов вдоль южного склона Бледстон Хилл подобно незажившему шраму. В самом широком своем месте расселина расширялась футов на двадцать, постепенно сужаясь до считаных дюймов и наконец теряясь среди голых камней. Если стоять на самом краю, то различить можно было лишь первые пятнадцать футов спуска, а дальше путь солнечному свету преграждала каменная закраина. Было не вполне понятно, что именно вызвало такую геологическую аномалию, до которой, честно сказать, здесь мало кому было дело. Накануне Клеменс с Молтоном отужинали в пабе единственной на всю деревню гостиницы и, соответственно, сделали попытку ковырнуть местную осведомленность насчет щели, зияющей в склоне холма. Наградой за усилия им стала мешанина из разнообразных мифов, небылиц и здешних суеверий. Бездна, поведал им один из завсегдатаев паба, не что иное, как логово некоего дракона из древних времен. Еще один припомнил ее прежнее название – Дыра Дьявола, – что лишний раз выказывало склонность местного населения к скабрезно-низменному юмору и лишь отчасти намекало на сатанинское происхождение этого места. Говорилось что-то о жертвоприношениях друидов и о каких-то давно неведомых властителях, пасущих-де своих животных на этих холмах с целью утолить аппетиты кого-то, сокрытого под землей. На протяжении вечера, под пивко, языки развязывались и истории становились все затейливей, обрастая деталями так, что какой-нибудь легковерный слушатель уже вполне бы мог сделать вывод, что Бледстон Хилл напичкан всякой дьявольщиной, какая только известна человечеству, а может, и не ему одному.

И вот, когда они доканчивали по последней кружке эля, уже готовясь разойтись по комнатам, рядом с ними присел какой-то фермер. Был он невелик ростом, с темноватым обветренным лицом человека, проводящего свою жизнь преимущественно вне жилища, в жестоких схватках с непогодой. Остальные сидельцы паба встретили его без приветствия, лишь сторожко проводив взглядами его проход к незнакомцам.

– Я тут слышал, вы, джентльмены, намереваетесь утром спуститься в расселину? – спросил он.

Молтон ответил, что, мол, да, в самом деле.

– Вы хотите присовокупить к нашей коллекции еще одно сказание? – усмехнулся Клеменс. – Смею заверить, у нас их тут скопился целый ворох.

В его голосе сквозило раздражение. Он рассчитывал за вечер собрать какие-нибудь полезные сведения, что пригодятся в исследовании, но два часа в компании разговорчивых уэйкфордцев ничего не прибавили ни к его осведомленности, ни к его кошельку. Скорее наоборот. Да еще и голова гудела.

– Нет. Сказитель из меня не ахти, – сказал фермер. – Но мое поле расположено у подножия Бледстон Хилл, и завтра, несомненно, вы будете через него проходить.

– Не волнуйтесь, – сказал Молтон, – ворота мы за собой обязательно закроем.

Фермер отхлебнул из кружки.

– Да я не о воротах, – досадливо махнул он рукой. – Как я уже сказал, сказок у меня для вас нет, но одно я знаю: было время, когда на отрогах Бледстона паслись стада. Теперь они там не пасутся.

Клеменс пожал плечами.

– Мы нынче глянули издалека. Здесь у вас вообще с выпасами небогато.

– Овцы, а пуще того козы, найдут себе пропитание и в самых скудных местах, – сказал фермер. – Земля здесь не сказать чтобы щедрая, а потому наш скот кормится чем ни попадя. Но дело вот в чем: у меня не раз бывало такое, что я терял на Бледстоне свою скотину и больше не находил, так что теперь меня и из-под палки не заставишь выгонять на тот холм даже овец. То место им не по нраву, и потому я оставляю их там, где они чувствуют себя в безопасности.

Молтон с Клеменсом переглянулись, и фермер уловил их скепсис.