Он приступил к фаршированным яйцам, когда за его столик стремительно пал какой-то человек. От неожиданности Гриша не сразу узнал того, кто позволил себе подобную бестактность. А разглядев, не сильно обрадовался. Двоюродного брата Митю Левина он считал непутевым человеком, который берется за разные прожекты, но никогда не доводит их до конца.

– А, кузен… – заметил он довольно кисло. – Отобедаешь?

К счастью, Митя решительно отказался. Он имел вид слегка взбалмошный, чем, впрочем, походил на своего отца. Гриша давно решил, что вся эта левинская порода слегка не в себе, и только жалел милую тетушку Китти, которая вышла замуж за такого ненормального.

– Я по срочнейшему и наиважнейшему делу, – сразу же заявил Митя, чем укрепил и без того твердое мнение о себе. – Тебе будет интересно, слово даю.

– В чем же твое дело? – спросил Гриша, жуя замечательное яичко с паштетом и не чувствуя вкуса.

– Ты ведь в балетном мире о-го-го какую власть имеешь, все тебя слушают, и только и ждут твоего окончательного мнения.

– Ты преувеличиваешь, – скромно ответил Гриша, но ему было приятно, что даже среди сумасшедших его имя чего-то стоит.

– Тогда просьба у меня к тебе нижайшая, – сказал Митя и поклонился, сидя на стуле. – Сделай милость, братец, сделай так, чтобы сестрица наша, твоя кузина Ольга Константиновна, не получила главную партию в этом треклятом балете.

– Хотел сказать: чтобы получила, – поправил сумасшедшего кузена Гриша.

– Нет, брат, я сказал то, что хотел: сделай все, что ты можешь, а ведь ты все можешь, чтобы Ольге эта роль не досталась.

– С чего вдруг такая перемена? Ты же просил за нее…

– Да, просил! – крикнул Митя на весь ресторан. – А теперь прошу обратно. Не дай ей эту роль, не дай, все, что хочешь, для тебя сделаю…

Гриша даже возмутился:

– Да я ведь ролей не распределяю! Этим Художественный совет занимается… Тем более что сегодня у них заседание, решение будет вынесено. Нет у меня никакого влияния.

– Значит, дать ей роль у тебя влияния достанет! – Митя хватил кулаком об стол. – А как наоборот, так и кишка тонка?

– Прошу вести себя прилично… Здесь не трактир… Ладно, она моя кузина, но ведь тебе же она родная сестра. Как же ты хочешь ей судьбу сломать? Для балерины потерять такую премьеру хуже смерти.

– А может, я хочу ей судьбу сломать? А может, это она мне душу вывернула и ноги об нее вытерла?

Гриша понял, что начались левинские страсти, которые могут длиться бесконечно.

– Что же тебя задело? – спросил он, чтобы потушить разгоравшийся пожар.

Митя вдруг состроил хитрую гримасу.

– Так ведь не одного меня. Знаешь ли, что господин Каренин везде похваляется, что всех купил, все у него в кулаке, а ты – так и вовсе у него с руки ешь. Так что он уже за всех решил, кому премьера достанется.

Это было совершенно недопустимо. Один раз, дав слабину, Гриша действительно обещал Каренину замолвить словечко. И вот как он отплатил за его доброту? Митя настолько глуп, что врать не будет. Значит, Каренин действительно позволил себе лишнее. Что ж, надо бы его примерно наказать. И Гриша обещал Мите подумать, что еще можно сделать.

Вечером он пришел в театр раньше обычного и сразу направился в кабинет председателя Художественного совета. Расцеловавшись и выпив коньяку, Гриша принял самый непринужденный вид и стал расспрашивать, каково будет решение о партии Раймонды. Председатель намекнул, что решение его обрадует. На что Гриша сделал большие глаза.

– Неужели вы хотите отдать премьеру этой Левиной? – с глубоким изумлением спросил он.

Председатель намекнул, что это не столько его желание, сколько критика Облонского. Театр хоть императорский, но восторженные рецензии и ему не помешают.

Гриша с негодованием отверг все подозрения. Он никогда не занимался тем, чтобы протежировать балеринам, и председатель не мог с этим не согласиться.

– Так каково ваше окончательное мнение о госпоже Левиной? – спросил он.

– Все же очевидно! – заявил Гриша. – Нога у нее тяжеловата, прыжок низковат, да и фигурой на приму не тянет. Я уже не говорю о чрезвычайно посредственном таланте. Если вас интересует мое мнение: ни в коем случае. Загубите премьеру. В искусстве нет места компромиссам.

Поразившись такой беспримерной честности, которая даже кузину не пощадила ради искусства, председатель порадовался. Не надо теперь принимать трудное решение, конец всем сомнениям и сплетням. И там, наверху, несомненно, будут довольны его выбором. Да и положительные рецензии самого Облонского, можно считать, в кармане. Что же касается обещаний, данных господину Каренину… О них председатель сразу и навсегда забыл.

Он сидел в кресле, склонив голову набок. Лицо его казалось безмятежным. Застывшие глаза смотрели куда-то за кадку с пальмой. Подбородок упирался в грудь, отчего рот был приоткрыт лишь немного, словно хотел он что-то сказать, но так и не смог. Пустой бокал лежал на полу, к нему тянулись пальцы висящей руки. Во всем теле его ощущалось спокойствие. Словно он присел отдохнуть.

Лебедев отогнал официантов, собравшихся кружком, и присел перед ним на корточки. Первым делом пощупал пульс, тронул левую руку, что мирно лежала на колене, и, заглянув в зрачок, резким и коротким движением щелкнул по нему. Официанты охнули. Не обращая внимания, Лебедев отодвинул нижнюю челюсть ланцетом и заглянул в рот, чтобы рассмотреть язык. После чего осмотрел белки глаз. Только после этого осторожно поднял бокал, выставил к свету, изучив со всех сторон.

– Присоединяйтесь, коллега, – обратился он к Ванзарову, ожидавшему поблизости. – Пояснения требуются?

– Какой яд?

– Кристаллики, вот эти, что на дне виднеются, я, конечно, исследую, но по внешним признакам на теле: самый обычный цианид калия. Только одно замечание: всыпали от души. Учли, что в шампанском есть сахар, который несколько нейтрализует цианид. Что для бедняги было к лучшему. Долго не мучился. Будете допрашивать невинных официантов?

Ванзаров еще не решил, чем заняться в первую очередь. Рядом с телом ему делать было нечего, а живые требовали его помощи. Ани сидела на стуле и не реагировала на толпившихся вокруг нее людей. Ярцев что-то говорил ей, она не слышала. Попросив жениха посторониться, Ванзаров встал перед ней на одно колено.

– Анна Алексеевна, я могу вам чем-то помочь? – спросил он.

Ани подняла на него глаза.

– Чем вы можете помочь теперь… Поздно помогать теперь, все кончено…

Слух о том, что произошло, уже пронесся по гостям, всем хотелось посмотреть. Люди напирали плотной толпой. Ванзарову пришлось применить власть, чтобы любопытные немного отошли. Расталкивая гостей, пробился Серж. Он подошел к сестре.

– Аня… – только успел сказать он.