– У нас нет русских рублей.

– Тогда марки или кроны. Двадцать пять римских марок или сорок австрийских крон, понимаете? Богемские кроны мы тоже принимаем, валлонские франки тоже. Любые деньги в уплату за проезд, пан, – платите и проезжайте или ищите другую дорогу.

Удивительно, как русские до сих пор сюда не дошли? Может, они и там так же: платили на дорогах, их и пропускали, так дошли до Варшавы.

Кстати, злотые здесь почему-то не принимали.

Старший конвоя достал бумажник, пересчитал деньги. Свои собственные, потом как-то отчитается. У него было около двухсот австрийских крон разными купюрами и крон пять мелочью. Три машины это... сто двадцать крон, правильно. Только бы не потребовали еще...

Помимо микрофона с громкоговорителем, у этой машины было что-то вроде щели, предназначенной специально для таких случаев, щель эта при необходимости герметично перекрывалась.

– Возьмите. Видите, возьмите. За три машины, австрийские кроны.

Ополченец принял и пересчитал деньги, одну даже посмотрел на свет при помощи фонарика, чтобы увидеть водяные знаки.

– Все правильно. Поезжайте, пан, счастливого пути.

Уму непостижимо!

Вопреки ожиданию, кортеж не пошел сразу в центр города, свернул на одну из тихих улочек жилого пригорода, зеленого, расположенного по розе ветров – чтобы «лисьи хвосты» от металлургического комбината не висели над ним. Здесь, в одном из домов, жил тот, кто был им нужен.

Граф фон Чернин, потомственный, можно сказать, министр иностранных дел – эту должность справлял его прадед, а отец два года был первым министром в австрийском правительстве, – поежился. Ночь, темно и, признаться, чуть жутковато – а идти надо. По условиям – контактер должен был прийти один.

Граф нажал на кнопку переговорного устройства.

– Я хочу выйти, – сказал он.

Особо охраняемые персоны не могут выходить просто так, по своему усмотрению. Решение, можно выйти или нет, принимает начальник службы безопасности, он же дает команду открыть дверь. Бывает и такое, что решение принимает сам охраняемый, но в таком случае нечего удивляться, если в один прекрасный день охрана не спасет его. Здесь отношения работодатель – работник неприемлемы, охрану нужно слушаться, если хочешь остаться в живых.

Офицер безопасности не выпустил бы своего охраняемого, но до того, как отправиться в эту мутную поездку, он имел разговор с куратором службы от ХауптКундшафтШтелле. Тот предупредил его, что такой визит будет.

– Внимание, первый выходит.

Дверь открыли снаружи, охрана занимала позиции, открыто держа автоматы. Ночная улица была пустынна, фонари едва горели – не хватало напряжения в сети.

– Мы должны вас сопровождать, экселенц, – неуверенно произнес офицер.

– Я пойду один, – отрезал фон Чернин.

Дом, к которому он подошел, выглядел заброшенным – ни света в окнах, ни собаки, ничего. Неухоженный палисадник с высокой травой, именно палисадник русского стиля, а не газон или сад, как на Западе.

Граф осторожно открыл калитку, пошел к двери. Никого не видно – но он чувствовал, что за ним кто-то следит. Ощущение чужого взгляда... ледяная тяжесть между лопатками. Может быть – и ствола.

Он постучал в дверь – раз, другой. Ответа не было. Разозлился, постучал в окно, едва его не выбив. Тишина... дом казался брошенным, в Виленском крае сейчас немало таких.

– Я от пана Скотницкого, – вспомнил граф, – от пана Скотницкого.

Псевдоним «пан Скотницкий» имел полковник Добель.

Никто не ответил.

Разозлившись, граф повернулся, пошел обратно к машинам. И уже открывая калитку, услышал, как за его спиной скрипнула дверь...

* * *

Человек, который встретил графа фон Чернина, совсем не был похож на самого себя десятилетней давности. Он располнел, чеховская бородка и усы исчезли, и теперь он носил длинные усы наподобие казака-запорожца, голову теперь брил наголо, как обычно делали это поляки. Одевался теперь не в костюм-тройку, а в джинсы и кожаную куртку, как бандит. Полнота сделала его неузнаваемым. Почти.

В руках у этого человека был автоматический пистолет, но он не целился в графа, а просто держал его в руке.

Графа он пропустил вперед. Дверь запер. Здесь этот человек был известен под псевдонимом «полковник Мусницкий», мятежникам он стал известен только после переворота. До этого – держался в тени.

– Я ждал самого пана Скотницкого, – заявил человек, не зажигая свет. – Почему он послал вас, сударь?

– Пан Скотницкий убит, – коротко ответил граф фон Чернин, – в Хорватии. Мне приходится работать за него. Может быть, зажжем свет?

– Нет, – проронил этот человек, – присядьте сюда. Я люблю темноту. И тишину. Как был убит Скотницкий?

– Во время мятежа.

– Сербов?

– Да.

– Каким именно образом?

– Снайпер. Он не мучился...

Человек, присевший за круглый обеденный стол напротив фон Чернина, помолчал.

– А стоило бы помучиться... – сказал он, – подставил нас всех.

– Послушайте, я...

– Это русские.

– Что? – не понял фон Чернин.

– Русские. Русские убили пана Скотницкого и подняли мятеж. Сербы давно выполняют распоряжения русских. Где-то протекает.

– Простите?

– Где-то протекает. У вас или у британцев. У вас крот.

Граф фон Чернин не знал, как прокомментировать услышанное.

– Вы из ХауптКундшафтШтелле? Вы поняли, что я сказал?

– Я министр иностранных дел австрийского правительства, и прошу...

– Просить будете у себя в Австрии, – проворчал человек. – Нашли, кого послать. Кто сейчас за пана Скотницкого?

– Как вы смеете... – граф разозлился. Ему хамили в лицо.

– Смею. С вами нельзя работать. Вы ищете территориальные приобретения, но при этом даже не озаботились для начала навести порядок у себя. Русские проникли в вашу разведку, они сорвали план еще до его начала, а вы ничего не знаете об этом. Кто сейчас назначен вместо пана Скотницкого? – повторил собеседник.

– Еще не решено, – раздраженно произнес фон Чернин. Он все-таки аристократ в девятнадцатом поколении и не должен выслушивать подобное от хама.

А место Добеля и в самом деле не было занято. Это в условиях фактически ведущейся войны за Польшу! В числе прочих особенностей австро-венгерской монархии значилась крайняя коррумпированность и решение кадровых вопросов в результате длительного закулисного торга. Но и тут имелись свои особенности. Если в обычных странах коррупционный механизм предусматривал использование денег, то есть должность тупо покупалась-продавалась за деньги прямо сейчас, или за обещание «отстегивать наверх», или и за то, и за другое сразу, то в Австро-Венгрии презирали деньги. В Вене было слишком много денег. В начале века здесь говорили: «Если хочешь получить должность, придумай, как понравиться Шраат». Екатерина (Катарина) Шраат, актриса (по другим данным, акушерка) и любовница престарелого императора Франца-Йосифа длительное время держала в своих руках всю кадровую политику государства. Мало что изменилось и сейчас. Студенты – а здесь многие учились до тридцати—тридцати пяти лет – подрабатывали жиголо или «сахарными мальчиками», получали за это деньги, а престарелые мужеложцы брали на работу своих любовников. Про студенток и говорить нечего. Министры открыто делали своим любовницам карьеру в Венской опере. Стоило кому-то получить министерство – он сразу устраивал судьбу всех своих родственников, принимая их в свое министерство, а когда это запретили – стали принимать в чужие по принципу «рука руку моет». Должность главы иностранного отдела ХКШ была не «денежной», здесь не было перспективы значительных взяток, и ее должен был занять кадровый разведчик, но глава иностранного отдела по должности был чрезвычайно осведомленным человеком и имел хорошие шансы продвинуться выше и занять место самого главы ХКШ. Смерть Добеля, если вдуматься, была многим выгодна, потому что на мертвого очень легко свалить все неудачи. Это и сделали, и едва над могилой полковника Добеля отгремели револьверные залпы (на похоронах офицера такого ранга салютовали из револьверов) – как сразу несколько кланов вступили в ожесточенную борьбу за освободившееся место. Постепенно отсеивались слабейшие, но претендентов все еще было многовато, и борьба продолжалась, а место главы иностранного отдела ХКШ оставалось до сих пор вакантным.