А напрасно...

Пулемет застучал, оглушил, сыпанул гильзами и звеньями ленты в салон, запахло пороховыми газами. Двое жолнеров оказались на пути свинцовой струи, и их буквально перерезало пополам пулеметной очередью почти в упор. Командир жолнеров, понимая, что ничего другого сделать не успевает, дважды выстрелил в спину одному из пленных казаков, которых они вытащили из вертолета, прицелился во второго – и рухнул, получив автоматную очередь в спину...

Один из казаков, вооружившийся пистолетом, подбежал к пилотской кабине, которая не была отделена от десантного отсека перегородкой, ткнул стволом в затылок второго пилота, который лихорадочно пытался отстегнуться от кресла, чтобы сбежать.

– Двигатели на взлетный режим, сука!

– Не розумию, пан! – крикнул поляк.

– Все ты разумиешь! Двигатели на взлет, убью!

В салоне тарахтел пулемет, стегая свинцовыми плетями залегших, перебегающих, пытающихся вести огонь жолнеров. Еще один пулемет кто-то из казаков лихорадочно отсоединял от турели, чтобы бить в ту же сторону через сдвинутую в сторону дверь десантного отсека.

Большой несущий винт крутился все быстрее...

Автомашина остановилась в нескольких шагах от вертолета...

– Сотник! Там Велехов! – крикнул кто-то.

– Помогите ему!

Сотник, теряя сознание, не вышел, а вывалился из машины...

– Пошел, бастард! Пошел!

Один из казаков бежал навстречу машине, в руках у него был богемский автомат.

– Я Комаровский! – крикнул граф Ежи, опасаясь, что в горячке боя влепят по нему...

– А это кто? – заорал подбежавший казак.

– Это генерал Змиевский! Его надо доставить в штаб!

Из кузова машины ударила автоматическая винтовка – раз, затем еще раз. И казак, и граф Ежи упали. Высвободившись, Змиевский бросился прочь, навстречу наступающей жолнерской цепи.

– Стреляйте по ним!!!

Из десантного отсека вертолета басовито ударил второй пулемет – один из казаков, который еще оставался жив, подтащил его и большой короб на двести пятьдесят патронов и открыл огонь. Свинцовая плеть жиганула по ногам Змиевского, и он упал, не пробежав и двадцати метров, ударила по машине, выбивая искры из кузова. Потом пулемет перенес огонь на цепь жолнеров, заставляя ее залечь.

Граф Комаровский попытался ползти, но не к вертолету, а туда, где в поле лежал его враг. Рядом валялся автомат, он подцепил его за ремень и поволок за собой...

– Андрюху ранили! – заорал кто-то рядом.

Он продолжал ползти, не чувствуя ног. Для себя он решил – если и придется умереть, то он умрет, забрав с собой на тот свет убийцу отца. Потому что не должна такая мразь жить на свете. Несправедливо это будет.

Кто-то подбежал и к нему.

– Забираем!

Его потащили назад к вертолету...

– Беглеца... Беглеца... заберите! Предателя!

Его не слышали...

В вертолете весь пол был залит кровью, графа положили рядом с люком, и он увидел, как кто-то тащит Змиевского...

– Взлетаем! Взлетаем, браты!

Генерала Змиевского положили рядом с ним, он смотрел прямо на графа, и в глазах его горел огонь.

– Еще... Польска... не сгинела... – выдавил из себя он.

Вертолет оторвался от земли, покачиваясь, нехотя стал подниматься все выше и выше...

– Топлива на двадцать минут! – заорал казак, дежуривший у кабины. – Не долетим!

– Плевать! Сядем, вызовем помощь!

По вертолету барабанили пули, из пулемета и автоматов вниз били казаки. Вскрикнул раненый.

– Радио[105]...

Один из казаков повернулся.

– Тебе чего, пан?

– Радио... дай... – повторил граф Ежи.

Хорошо, что руки пока работают. И голова. Неужели инвалидность?

Но и это – лучше, чем бесчестие...

Граф с помощью казака включил рацию – она была выключена, чтобы не выдать себя обменом.

– Нажми... три... три... нажми...

Хуже не будет...

– Вызываю Берзалой! – прокричал граф, когда по сигналу в наушнике понял, что связь подключена, и особо не надеясь на успех. – Вызываю Берзалой!..

– Кто вызывает Берзалой? – почти сразу отозвалась рация. Голос был гортанным, по-русски он говорил, съедая часть букв, как будто говорящий держал во рту горячий чай.

– Это Стрелец. Это Стрелец!

– Кто? Ты где взял позывной?

Граф Ежи не знал, что делать, он запаниковал и начал шпарить открытым текстом. Удивительно, но чеченец, подполковник Мадаев, поверил ему, несущему подозрительный бред.

– Я поляк! Был у вас в штабе перед заброской. Аслан! Меня должен знать Аслан!

– Помню тебя, абрек. Говори, чего хочешь?

– Это ты хочешь! Польского генерала пленить хочешь?

– Спрашиваешь, абрек. Дело...

– Ставлю рацию на прием! Прилетай и забирай!

– Ты где, абрек? Что с тобой...

– За линией... фронта... Нет времени... Прилетай – и забирай, дополковник.

Ничего больше не слушая, граф Ежи переключил рацию на передачу постоянного сигнала на одной частоте. Если он немного разбирался в людях – кавказский дополковник, у которого под рукой вертолеты, не станет ничего ждать и проверять – соберет команду и вылетит. На это – полчаса. Если они успешно сядут, то, можно сказать, спасены...

А тот казак, который стрелял из пулемета, стоявший сейчас у десантного люка, закончил перезаряжать пулемет. Граф Ежи потом узнал, что его фамилия была Огнев.

– Прощайте, браты казаки! – выкрикнул самоубийца и бросился вниз. Высота была – не меньше пятидесяти метров

– Стой!!! – заорал кто-то.

– Братуха!!!

– Назад!

Предатель... Сам решивший свою судьбу...

– Пустите!

– Осторожнее!

Сотник Велехов, несмотря на тяжелое ранение и кое-как остановленное кровотечение, подобрался к блистеру, взглянул вниз. От машин, стоящих цепочкой на дороге, не обращая внимания на жолнеров, на пули, к распластавшейся крестом на пшеничном поле фигурке бежал человек. Женщина.

Эмилия Кристич.

Сотник устало сполз на пол. Сил не было совсем.

– Что же ты наделал, братуха?

* * *

Примерно через две недели русские войска вышли на границы с Австро-Венгрией и Священной Римской империей. Рокош второго года завершился. На польский трон, оставшийся вакантным, вступил Николай Третий.