И заснул.

Не зная, что его заметили и за ним уже следят.

К чести графа следует сказать, что он не проспал. Переиграл тех, кто решил взять его живьем.

Спецназовцы вырабатывают за время службы особый тип сна, они и спят и не спят одновременно. Каждые пять-десять минут они просыпаются, находясь в этаком полусне, оценивают обстановку и снова засыпают. Обычные люди так спать не могут, а граф был совершенно обычным человеком, пусть и офицером, он не проходил курса специальной подготовки. Но зато ему не раз и не два приходилось ночевать на деревьях и лазать по деревьям – в их имении деревьев было много, лазать по ним с окрестными пацанами, прыгать с них, воевать на них было любимым занятием. И поэтому он даже во сне почувствовал, что по дереву кто-то лезет, а этот кто-то мог быть лишь человеком. Проснувшись, он первым делом осторожно снял с предохранителя пистолет-пулемет, тот был у него под рукой, примотанный ремнем. Предохранитель здесь был удобный, не щелкал, как на «АК», и перевелся в режим огня очередями бесшумно. Теперь надо было решать – либо прыгать и уже в падении попытаться открыть огонь, либо бросить гранату, либо попытаться взять того, кто лезет сейчас к нему. Поразмыслив, граф выбрал третье – если бы его хотели убить, уже убили бы, окружили дерево и открыли бы огонь изо всех стволов, дело нехитрое. Поднимающийся по стволу хочет выяснить, кто он такой, а не убить – возможно, это свой. Хотя... в нынешние времена сложно различить, кто свой, а кто чужой.

Выждав момент, он сделал только одно, но верное движение – дернулся, чтобы повернуться, да так и пристегнутый к стволу схватил одной рукой человека за шиворот, второй – сунул ему под нос дуло оружия.

– Тихо!

У незваного гостя был нож, хороший нож, но они посмотрели друг другу в глаза, и человек понял, что пытаться бессмысленно.

И тут же граф Ежи уловил осторожный шорох шагов внизу, те, кто окружили дерево, поняли, что произошло, и отступали, чтобы не попасть под огонь или разрыв гранаты.

– Эхо, – произнес граф и понял, что на пойманного это не произвело ни малейшего впечатления. Не врубился, что ли?

– Эхо, говорю.

– И что?

Голос у человека был сиплым, сам он – неопрятный, небритый, от него тяжело пахло потом и землей. Нехорошо-с...

– Из казаков, что ли? – наугад спросил граф, пока человек не совершил какую-нибудь глупость, и опять-таки по глазам понял, что попал в самую точку.

– Из них. А ты с какого сословья?

– С дворянского. Граф Ежи Комаровский, лейб-гвардии гусарского.

Такое представление имело двойной смысл – он не знал, кто перед ним. Сказано – из казаков, но и соврать запросто мог. Если повстанцы, то произнесенное имя представителя польского шляхтича, причем не из загонковой шляхты[71], тормознет их от того, чтобы без разговоров начать стрелять. Если казаки – тоже поостерегутся, дворянин как-никак. В общем, ему надо было выиграть время, чтобы сориентироваться, и он так его выиграл.

– И что будем делать, ваше благородие?

– Сколько вас?

Человек не ответил.

– Поговорим? Не стреляйте.

– О чем нам гутарить, пан?

– О жизни. Ты спускаешься. И стоишь как вкопанный. Брошу гранату – все на небесах окажемся. Ты старший?

– Нет.

– А я со старшим разговор иметь хочу. – Граф Ежи отпустил человека: – Пошел!

Пока тот спускался, граф расстегнул карабин на до предела натянувшейся ленте, обретая свободу действий, достал гранату, разогнул усики и пропустил палец в кольцо. В отличие от этого... незнамо кого, граф не стал спускаться с дерева, он просто спрыгнул с него, не выронив ни пистолет, ни гранату.

Несколько стволов было нацелено на него.

– Так. Кто старший?

Он не думал, что старший сразу выйдет, но тот вышел. В грязном камуфляже, без знаков различия, заросший бородой, с богемской автоматической винтовкой в руках.

– Доброго здоровья, пан граф, – сказал он, не обращая внимания на направленный на него ствол, – не припоминаете?

Что-то было в этом человеке знакомое, хотя похож он был на откровенного бандита.

– Не припоминаю.

– Под настроение попал... Мог бы и огрести и за себя, и за того другого пана, как говорится... – спародировал его самого человек, и тут же снова, подражая теперь уже голосу отца: – Цыц! На действительной не на действительной, какая разница?! Я сказал! Представить к Георгию!

Йезус-Мария...

– Вы сотник... с этого сектора, вы здесь служили. Отец вас к Георгию приказал представить. Обстреляли еще вас...

– Так точно. Перед вами – все, кто остался, казаки сектора Ченстохов, пан граф. И сербы. Остальных уже нет в живых.

Казаки и сербы, а их оставалось к этому времени девятнадцать человек, квартировали прямо в лесу, нашли что-то типа волчьего логова, видимо, от контрабандистов осталось. Расширив эту нору, они вытащили лишнюю землю подальше и разбросали ее, а сам вход искусно замаскировали – не знаешь, что искать, не найдешь. Вниз вел лаз, что-то типа лисьего, но передвигаться по нему можно было пригнувшись.

Внутри – сырой запах земли, что-то вроде полатей, настороженные глаза отдыхающей смены – чужих здесь не ждали. Чуть в стороне какие-то бочонки пластиковые ...

– Свои, – упредил вопросы сотник Велехов, – я его знаю. Прошу, пан, не побрезгуйте такими условиями...

– Не до жиру... – ответил граф.

Стола не было – расположились прямо там, на длинных, застеленных всяким тряпьем полатях друг напротив друга.

– Варшаву взяли? – первым делом спросил Велехов.

– Нет. Добром хотят.

– Напрасно... не выходит с вами добром-то... – подал голос один из казаков.

– Цыть! Поперек атамана не сметь!

Казаки моментально притихли.

– А ты-то как тут оказался, пан граф? – спросил Велехов.

– Что спрашиваешь? Меньше знаешь, лучше спишь.

Казак и польский шляхтич смерили друг друга взглядами.

– Да вот знать хотим, за кого ты. Времена нынче смутные.

– Скажу, легче станет?

Несмотря на то что граф Ежи был моложе опытного казачины раза в полтора, удар он держал и бил в ответ, а это было важно. В такой ситуации прав тот, кому поверят остальные, и словами можно добиться очень многого.

– Да не. Не легче. Веры зараз никому нет. Но и знать... что в спину нож не сунут – тоже надо...

– Так и шел бы мимо. Кой черт на дерево полез?