– А какой замечательный вид открылся оттуда, правда? Нам с тобой казалось, что мы находимся на крыше мира… Постой, кто это к тебе стучится? Бога ради, скорее за ширму, я посмотрю, кто там.

Николь немедленно спряталась – по правде говоря, она была так поражена необычным для Лидии поведением, что исполнила бы любое ее приказание. Но как только раздался стук закрывшейся двери, она поспешила выскочить из-за ширмы.

– Кто это был?

– Лакей. – Лидия протянула сестре сложенную записку и снова опустилась на стул. – Ее только что принесли, на ней твое имя.

Николь взяла записку и нахмурилась, увидев незнакомый почерк. Кроме того, в Лондоне у нее почти не было знакомых, если не считать множества поклонников, от которых ей пришлось отбиваться на балу, но их она в расчет не принимала.

Она сломала печать и развернула письмо.

«Николь, дорогая моя, милая Николь! Я полный идиот. Вы самая прелестная и обворожительная девушка на свете, и я люблю Вас до самозабвения. Мне давно следовало сказать Вам об этом. Прошу Вас, будьте моей женой!»

За коротким текстом следовала подпись в виде заглавной «Л» и под ней постскриптум:

«Обещаю Вам позднее на коленях умолять Вас, если Вы этого желаете. А пока, прошу Вас, ведите себя хорошо».

Николь, молча передала письмо сестре и опустилась рядом с ней на пол.

– Знаешь, Лидия, я поверить не могу, что полюбила его. Он сводит меня с ума, смеется надо мной, порой очень злится и… Главное, он принимает меня такой, какая я есть. Но это правда – я его люблю. Теперь ты понимаешь? Не могу я просто сидеть здесь и ждать, когда кто-то придет и расскажет, что там происходит. Я знаю, что для женщины так поступить предпочтительнее, знаю, что Лукас хотел бы, чтобы я просто дожидалась его. Но я не могу, просто не в силах оставаться на месте.

Лидия свернула и положила письмо на столик.

– Среди женщин есть такие, которые следуют за своими мужьями на войну. В прошлом году в Брюссель отправилось много жен или просто женщин, любимые которых были воинами, и они делили с мужчинами все трудности военного похода. Когда сражение закончилось, они отправились на поле боя и искали там своих мужчин, живых или мертвых. Я читала о них в газетах.

– Лидия, милая, не нужно…

– Они отправились на войну, не желая расставаться с мужчинами, которых любили. А я… я осталась в Ашерст-Холл и писала капитану глупые письма, рассказывала о погоде, о том, что наша кухарка обожгла себе палец, случайно схватив кастрюлю за раскаленные ручки.

– Я знаю, – сказала Николь, вытирая слезы. – Все равно Раф не пустил бы тебя, тебе было всего семнадцать.

Сестра грустно покачала головой:

– Нет, дело не в этом. Какое значение имеет возраст, когда речь идет о любви. Я любила его. Мне нужно было идти с ним. Ты нашла бы способ отправиться в Брюссель, если бы твой маркиз собирался воевать. Я это точно знаю. По крайней мере, тогда… когда все кончилось, я могла бы быть рядом с ним. А он умер без меня и перед смертью просил герцога рассказать нам о его кончине. Но я не посмела уйти из дома, я просто сидела и ждала, когда он вернется. Я… Я действительно просто серая мышь, как сказала мама.

Николь уткнулась заплаканным лицом в колени сестры.

– Капитан все понимал. Он тебя очень любил и не хотел бы, чтобы ты подвергалась опасности.

– Точно так же не хотел бы этого по отношению к тебе и маркиз, не так ли? – спросила Лидия, гладя сестру по голове. – И видишь, как ты учитываешь его желания.

Николь подняла голову и посмотрела сестре в глаза:

– Если бы тебе снова пришлось провожать его на войну, ты отправилась бы с ним?

Часы на камине пробили семь.

– Да, хотелось бы думать, что отправилась бы. Пожалуйста, пойми, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Но твое появление в «Сломанном колесе» не принесет ничего хорошего. Мы должны надеяться, что маркизу и Рафу удастся разрядить обстановку. Ты согласна?

– Но…

– Я спрашиваю: ты согласна?

– Да, наверное.

– А если это им не удастся, если люди им не поверят, тогда им останется только смотреть, как на Вестминстерском мосту убивают людей, и попытаться спасти хоть кого-нибудь. Правильно?

– Правильно, – со вздохом сказала Николь. – Значит, по-твоему, мне не следует туда идти. Я понимаю. Просто я хочу сделать хоть что-нибудь.

Лидия подняла сестру и стала взволнованно расхаживать по комнате.

– По всей логике, нам остается только заняться лордом Фрейни. – Она остановилась и повернулась к Николь: – Ведь понятно, как разъярится лорд Фрейни, если маркизу и Рафу удастся помешать походу демонстрантов, не так ли?

Николь кивнула:

– Да, мы это обсуждали и поняли, что уже завтра он может переправить мамины письма бог знает кому. А она действительно писала эти письма, она сама мне в этом призналась. И через несколько дней весь Лондон будет знать, что наш дядя и кузены…

– Тогда все очень просто, не так ли? Со вчерашнего дня я размышляла над этим и пришла к выводу, что у нас есть единственный выход. Финеас согласился со мной. Он уже… уже принял кое-какие меры.

Николь вскочила на ноги и удивленно воззрилась на Лидию.

– Сними эту нелепую одежду и надень самое нарядное платье. Лучше всего то, розовое, с глубоким декольте. А я поищу Финеаса.

– И что мы будем делать? – У Николь голова шла кругом. Просто не верилось, что перед ней стоит ее тихая и скромная сестренка и что это ее голос звучит так решительно и твердо!

– А разве не ясно? Поедем к лорду Фрейни и заберем у него письма мамы, конечно! Финеас согласился со мной, что это необходимо сделать в первую очередь. Если ты помнишь, под угрозой честь нашей семьи. Сперва тень падет на Рафа, а через него и на всех нас. Даже на будущего ребенка Шарлотты. Поэтому мы должны изъять у лорда Фрейни его оружие, понимаешь, я говорю в переносном смысле. Я не планировала наш рейд на этот день, но, узнав, что люди решили выйти на демонстрацию именно сегодня, мы подготовились. Я имею в виду, мы с Финеасом. Николь, я не могу всю жизнь быть тихоней!

– Лидия, ты гений! Настоящий гений!

– Ты так думаешь? – улыбнулась Лидия. – Может быть, мама права, и из нас двоих именно мне достался весь ум?

– Так и быть, я прощаю тебе это совершенно не сестринское замечание только потому, что готова задушить тебя в объятиях! Только как мы это сделаем?

– Воспользуемся тем, чем сильна женщина! Я уже внесла свою лепту, и теперь очередь за тобой, Николь. Веришь ли, при одной мысли вести себя как мама я положительно сжимаюсь от ужаса. Другими словами, кокетничать придется тебе!

Маркиз и Раф не стали переодеваться, что можно было бы сделать, чтобы смешаться с остальными демонстрантами. И решили не рисковать и не прорываться сквозь строй здоровенных верзил, охраняющих вход в подвал «Сломанного колеса».