– Не думаю, что я смогу.

– Это не будет быстро. – Его руки скользили по ее телу. – Это не будет легко.

– Джед… – Его имя закончилось стоном. Его руки уже ласкали ее грудь, зубы слегка покусывали шею, удовлетворяя первобытное желание почувствовать вкус плоти.

Джед начал расстегивать крошечные пуговки, тянувшиеся от ее горла до самых ног. Ее дыхание утихло, стало более глубоким, словно она впала в транс. Неторопливые, мучительно медлительные прикосновения его большого пальца словно воспламеняли ее кожу на месте каждой расстегнутой пуговицы.

– Я всю ночь задавал себе вопрос, – тихо сказал он, наклоняясь к ее уху, сдерживая жадность своих рук. – Всю ночь представлял, что под этим комбинезоном.

Он медленно раскрыл комбинезон, пробежал пальцами по обнаженному телу. Там не было ничего, кроме женщины.

– Боже милостивый. – Джед опустил лицо в ее волосы, пытаясь справиться с пронзившим его желанием. Он хотел возбудить в ней такое же неудержимое, такое же отчаянное желание.

Как во сне, Дора подняла руку и обняла его за шею. Она плывет, плывет в мерцающем, как полированное серебро, воздухе. Вот сейчас он снова коснется ее, и этот нежно сияющий воздух вспыхнет, как меч, отразивший солнечный луч.

Его руки блуждали по ее телу, переполняя ее гордостью и изумлением.

Повернув голову, Дора нашла влажными жадными губами его губы и впилась в них. Она уже не могла определить фокус наслаждения. Слишком много ощущений кружилось в ней. Его губы, да, наслаждение было и в давлении губ, и в царапанье зубов, и в ласкающем языке.

И еще больше наслаждения в ощущении его твердого, как скала, тела, прижимающегося к ней, в легкой дрожи, словно нашептывавшей о непреклонно контролируемом неистовстве. И излучаемый им жар, свидетель темных и отчаянных желаний…

И снова руки. Господи, его руки, властные и ласковые, но не позволяющие забыть о еле сдерживаемой грубости.

Ей стало страшно. Еще немного, и она взмолится о пощаде… или о большем.

Воздух вырывался из ее груди тихими гортанными стонами, ее тело покачивалось в убыстряющемся ритме, прижимаясь к нему.

Рука Джеда оказалась между ее ног, он ощутил жар и влагу. Одними кончиками пальцев он довел ее до кульминации. Ее тело оцепенело, изогнулось, она вскрикнула от неожиданного оргазма. Ее ноги подкосились, и она ошеломленно застонала.

– Еще?

У нее кружилась голова. Чтобы сохранить равновесие, она обхватила его шею обеими руками.

– Да.

И снова ее глаза потемнели, подернулись дымкой, и она простонала его имя. Да, можно опьянеть от женщины, как от алкоголя, как от наркотика. Он развернул ее лицом к себе и сдернул с плеч комбинезон.

Свирепое выражение его лица, неистовство в глазах должны были испугать ее. Ее сердце чуть не выскользнуло из груди, но не от страха.

– Я хочу тебя. – Ее голос был низким и хриплым. Руки дрожали, когда она стягивала через голову его рубашку. Но в ее глазах сверкала уверенность. Она дернула вниз «молнию» его брюк, откинула голову и прижалась к нему. – Я хочу тебя во мне. Немедленно.

В ответ он обхватил ее бедра и упал вместе с ней на кровать.

Они перекатились дважды, нетерпеливо срывая друг с друга одежду, и наконец влажная плоть схлестнулась с влажной плотью. Но когда Дора обхватила его ногами и уже хотела вобрать его в себя, он соскользнул ниже, наслаждаясь вкусом ее тела, лаская губами грудь, пока судороги ее извивающегося тела не превратили ласку в невыносимо сладостную пытку.

Задыхаясь, она вцепилась в его волосы.

– Сейчас, ради бога, сейчас.

Он поймал зубами ее сосок и втянул его в рот, не обращая внимания на ее ногти, впившиеся в его плечи.

– Теперь я хочу больше.

Но чем больше он получал, тем больше жаждал. Она отдавалась безусловно, абсолютно, подчиняясь потоку ощущений. Однако ему было мало.

Как он и обещал себе, он обследовал каждый уголок ее тела, пробуя, вдыхая, прикасаясь. И что бы он ни просил, она давала. Что бы она ни предлагала, он брал.

Свет лампы скользил по ее влажной коже, и ее тело мерцало, как ее фарфоровые статуэтки. Но она была живой – кровь и плоть. Ее руки были такими же любопытными, как его, ее рот – таким же алчным.

Покрывало скользило под ними, как вода. Музыка окутывала их. Рыдал саксофон, выбивали ритм ударные.

Когда он скользнул в нее, хриплый стон сорвался с ее губ в его рот. Медленно, наслаждаясь, он скользил все глубже и глубже, глотая ее отчаянные вздохи, пробуждая новые.

Джед навис над нею, отчаянно вглядываясь в ее лицо, следя за вспышками безумного наслаждения. Она снова содрогнулась в оргазме, заставив его испытать бурю новых ощущений.

Ее глаза широко распахнулись и сосредоточились на его лице. Она попыталась заговорить, но с дрожащих губ сорвался лишь новый стон. Джед. Она видела только его, чувствовала только его и только его хотела. Ее тело превратилось в клубок оголенных нервов и безудержных желаний. И Джед разжигал их все сильнее, пока она не обвилась вокруг него, забыв обо всем…

Она снова вскрикнула. Джед прижался лицом к ее волосам и забыл о самоконтроле.

…Музыка изменилась. Элтон Джон запел свою оду Мэрилин. Дора лежала, раскинувшись поперек кровати, ее онемевшее тело почти не ощущало тяжести Джеда. Она чувствовала легкое прикосновение его губ к своей груди, слышала биение его сердца. Она нашла в себе силы поднять руку, провести пальцами по его волосам и плечу.

Джед пошевелился. Он чувствовал себя так, словно без лыж скатился с очень высокой горы и приземлился посреди теплой весны.

Он поцеловал ее в грудь, следя за расцветающей на ее губах улыбкой.

– Ты в порядке?

– Нет, я ничего не вижу.

Теперь он улыбнулся.

– У тебя глаза закрыты.

– Оп! – Дора открыла глаза и вздохнула. – Слава богу! Я думала, что ослепла. – Повернув голову, она взглянула на него. – Вряд ли стоит спрашивать, как ты себя чувствуешь. Ты выглядишь слишком довольным собой.

Джед подтянулся, чтобы поцеловать ее. Ее волосы мятежными кудрями рассыпались вокруг лица, как он и представлял себе. Губы распухли, глаза сонные.

Он что-то почувствовал. Не вновь разгоревшееся желание, как он ожидал, и не самодовольство, а что-то еще.

– Все равно спроси.

– Ладно. – Дора откинула волосы с его лба. – Как поживаешь, Скиммерхорн?

– Хорошо.

– Твое красноречие меня ошеломляет.

Джед рассмеялся, снова поцеловал ее и, скатившись с нее, прижал к себе.

– Прости, но я не могу вспомнить ни строчки из Теннисона.

Дора представила, как он, голый, декламирует стихи, и ее улыбка стала мечтательной.