Астагфируллах! – нет, такого ислама я не знаю и знать не хочу! Мой Мухаммад – освободитель рабов и защитник слабых, а не жестокий завоеватель, возглавляющий армию насильников. Ислам не может дозволять такое зверство. Нет, это просто невозможно! Правда, за последние месяцы мне пришлось убедиться во многом из того, что я прежде считал невозможным; но это же совсем другое дело! Дэвид обвинил ислам в моральном уродстве, а Мухаммада фактически назвал чудовищем.

Помню, во время наших разговоров я срывался на Дэвида, горячо упрекал за то, что он пытается вывалять моего пророка в грязи. Это низко и подло, говорил я. Поначалу Дэвид спорил со мной, указывая на исламские предания; но, видя, что это ведет лишь к еще более ожесточенному сопротивлению, умолк. Он согласился оставить эту тему – лишь попросил меня подумать о том, почему я так оскорблен и чему на самом деле учит Коран.

Лишь в одиночестве, не чувствуя необходимости защищать веру и пророка, я смог быть честным с самим собой и заново взглянуть на свидетельства.

«Сахих» Муслима дает исторический контекст откровения в 4:24. Вот что говорит этот хадис: «В битве при Хунаине Посланник Аллаха послал войско на автов и бился с врагом. Когда мусульмане разбили и пленили врагов, Посланник Аллаха увидел, что спутники его воздерживаются от соития с плененными женщинами из-за их мужей-многобожников. Тогда Аллах Всевышний послал стих: “[И замужние женщины] запретны для вас, если ими не овладели ваши десницы” (Коран 4:24)»[111].

Этот хадис я читал, и перечитывал, и читал снова. Сомнений не было: он подтверждает объяснение Дэвида. Пожалуй, Дэвид даже мягко выразился. Хадис гласит, что этот стих не просто разрешил воинам совокупляться с пленницами – подтолкнул к этому воинов, которые сомневались.

Я не мог поверить своим глазам. Мир рушился, земля уходила у меня из-под ног. В первый миг я сделал то, что всегда делают в таких случаях шейхи и имамы: сказал себе, что этот хадис недостоверен. Один-единственный хадис, даже в «Сахихе» Муслима, вполне может оказаться ошибочным. Просто не стоит ему верить.

Но тот же хадис повторился в «Сунане» Абу Дауда, и здесь – с дополнительными подробностями. Мусульманские воины не хотели заниматься сексом с пленницами, поскольку живы были мужья их, также пленные, и все это должно было происходить у них на глазах[112]. Один классический комментарий сообщает: после того, как был открыт стих 4:24, воины отринули стеснение и начали заниматься сексом с женами на глазах у их мужей[113].

Схожий хадис содержится и в «Сахихе» аль-Бухари. Он тоже рассказывает о том, что мусульманские воины не хотели спать с пленницами, но по иной причине: они опасались, что женщины забеременеют. Мухаммад развеял их тревоги, ответив: только в воле Аллаха, забеременеет женщина или нет[114]. «Сахих» Муслима добавляет к этому хадису: мусульманские воины беспокоились о возможной беременности пленниц, поскольку собирались дальше их продать[115].

Я почувствовал, что с меня хватит. Дэвид не просто оказался прав насчет значения слов «кем овладеют ваши десницы». Все оказалось еще хуже, чем он говорил!

И от правды не убежишь. Она в Коране, в «Сахихе» аль-Бухари, в «Сахихе» Муслима, в «Сунане» Абу Дауда, в комментариях. Она повсюду.

Как такое возможно? Коран позволяет мужчинам насиловать пленных женщин, даже на глазах у их мужей? Ни Аллаха, ни Мухаммада не интересует, не забеременеет ли пленница от насилия и что станется с ее ребенком, вместе с ней проданным в рабство? Может ли такое быть?

Что, если бы мусульмане воевали с моим народом? Я представлял себе, как мы с Аббой защищаем своих женщин, как Абба гибнет у меня на глазах, а Амми и Баджи…

Нет, это невыносимо! Я не мог больше об этом думать. Мысли путались, к горлу подступала тошнота; и, что хуже всего – я чувствовал, что пророк и вера становятся мне отвратительны.

Я не мог ненавидеть пророка и свою веру. Но и оправдать их было нечем. Битва за ислам окончилась; все мои укрепления были разбиты.

Я проиграл.

Комментарий эксперта, доктора Кита Смолла, консультанта по рукописям Корана в Бодлеанской библиотеке Оксфордского университета и автора книги «Текстуальная критика и рукописи Корана», о Новом Завете и Коране читайте на стр. 416.

Три года длилась наша интеллектуальная борьба: началась в первый же месяц моего первого студенческого года и наконец завершилась за день до выпуска. Завершилась моим поражением.

Я сдался. Но отказался не от ислама – о нет! Я отказался от разума.

Мы сидели в машине, возвращались с церемонии награждения. Из нескольких тысяч выпускников УОД всего шесть студентов получили «Почетные дипломы Кауфмана» – высшую награду за достижения в учебе и внеучебной работе. И среди этих шести были мы с Дэвидом. Диплом Кауфмана знаменовал величайший успех в моей университетской карьере!

Но сейчас он, забытый, валялся на заднем сиденье.

Меня он не интересовал. Как не интересовало и почти ничто иное. Всю жизнь я прожил, не сомневаясь в себе. Ислам, моя вера, семья, мои слова, дела, все, чем я жил и что делал – ничто из этого не противоречило друг другу, и все объединялось во мне. Я был искренним и цельным, я говорил, что думаю, и жил согласно своим убеждениям – свободной и полной жизнью.

А теперь? Я превратился в пустую оболочку. Снаружи – по-прежнему благочестивый мусульманин; но внутри меня раздирали сомнения и противоречия. Я не понимал больше, во что верю, зачем живу, кто такой я сам. И не мог поговорить о том, что меня мучает, ни с родными, ни с друзьями – это только еще больше бы все усложнило.

Я больше не знал, кто такой Бог, что такое мир, кто такой я сам – и понятия не имел, что же теперь делать. Я словно оказался в водной стремнине. Отчаянно махал руками и ногами, пытаясь за что-то ухватиться или хотя бы удержаться на поверхности. Из последних сил держался за соломинку – за свою прежнюю жизнь.

– Дэвид, я не могу принять христианское учение. Это невозможно.

Я не отрывал взгляд от руля. Дэвид на сиденье рядом смотрел перед собой и молчал, не мешая мне говорить.