Делаю шаг вперед, обхожу ее, удаляюсь.

— Зря надеешься, — говорит она громко, чтобы до меня докричаться даже через шум маленьких барабанов, которые стучат по вискам, вызывая тупую боль. — Больше ему здесь делать нечего. Две недели его руководства закончились. Все, что хотел — он успел.

Не оборачиваюсь, не оспариваю очевидные факты. Да, в понедельник возвращается Константин Викторович. И это тоже усугубляет молчание Фрола — потому что здесь, на работе, я больше его не увижу. А там, в реальности, похоже, он уже не хочет видеть меня.

— Но ты хорошо поработала, — Танечка увязывается следом за мной. — Может, узнав о твоих постельных заслугах, Константин Викторович выпишет тебе премию!

— Может быть, — останавливаюсь, чтобы взглянуть в глаза той, которая ненавидит меня просто так, без единого повода. — Ты-то свою за подлость уже получила.

Мне кажется, только то, что Танечка не ожидала услышать от меня хоть какую-то отповедь, задерживает ее в офисной части. Или она действительно получила от Миры деньги и теперь пытается сообразить: как я об этом узнала.

Без разницы.

Я не бегу, медленно спускаюсь по лестнице, водя по перилам ладонью, и это хоть чуть-чуть отвлекает.

Говорят, что дома помогают и стены, а мои не хотят. Кровать еще хранит в себе запах Фрола, подушка — отпечаток его головы, стул на кухне напоминает, как он здесь сидел, поглаживая мою ладонь, и как мне было уютно сидеть на мужских коленях. Даже город, на который смотрю, напоминает о том, что еще недавно через эти окна на него смотрел Фрол.

Таблетки снимают головную боль, а та, что ноет в душе, разрастается и заставляет меня понять, что я знаю, теперь точно знаю, как правильно называются наши отношения с Фролом.

Это любовь.

Возможно, односторонняя, невзаимная, но теперь точно не безымянная.

Я никогда не навязывалась мужчинам, всегда отпускала, если они уходили. Но теперь мне хочется уцепиться за отношения, сделать хоть что-нибудь, чтобы Фрол остался со мной.

Или…

Ночь без сна, молчаливый телефон Фрола и холодный рассвет помогают принять и другое решение — мне бы хотя бы знать, что с ним все в порядке.

Я не думаю о том, как это выглядит для кого-то, пусть я навязываюсь, пусть я смешна.

Понятия не имею, который час и будит ли кого-то еще осторожный первый луч света — набираю номер Макара.

Три гудка.

Пять.

Не могу сосчитать…

И наконец хриплый голос человека, которого разбудили.

— Макар, — мой голос не лучше, но это тоже не имеет значения, — ты знаешь, где сейчас Фрол?

Ответное молчание скручивает мне руки, заставляет неметь язык, и я просто вслушиваюсь в дыхание на том конце связи, ожидая услышать свой приговор.

Смех парня спазмом сжимает горло — наверное, он знает, уже знает, что его брат меня бросил и… мой звонок действительно выглядит как навязывание, будто я хватаюсь за ноги уходящего человека и пытаюсь удержать его любым способом.

— Прости, — хриплю еле слышно, и уже почти нажимаю на красную клавишу, когда слышу ответ.

— Подожди. А у тебя его разве нет?

Качаю головой, как будто он может увидеть меня, что-то выдавливаю из пересохшего горла, но не уверена, что он слышит.

— Ща спущусь, — говорит Макар, и сам разрывает связь.

А я даже не пытаюсь осмыслить, откуда он спустится. Опускаюсь на стул, давая передышку уставшим ногам, которые и без того держали меня всю ночь, выпускаю из рук телефон — он все равно не помог, бесполезный…

И вдруг слышу, как кто-то настойчиво звонит в мои двери.

Машинально иду открывать, не спрашиваю, кто там — мне без разницы, все равно никого я не жду, уже нет…

И удивленно смотрю на Макара.

Он в джинсах, наспех застегнутой рубашке, даже пуговицы неправильно соединены, а ремень только сейчас защелкивает, словно спешил. Светлые волосы взлохмачены, на щеке отпечаток подушки. А главное — он без куртки, а на ногах у него домашние тапочки. Причем эти тапочки уже не раз бывали в моей квартире, только приходили с белокурой хозяйкой.

— Я вам помешала? — бросаю взгляд на лестницу, но Катерины, от которой и спустился Макара, там нет.

— Неа, — зевает парень, подвигая меня, чтобы войти, — мы спали, поздно вернулись из клуба. Тебя не звали, потому что были уверены, что ты с Фролом. Ну? Что случилось?

Он проходит на кухню, усаживается на стул, смотрит, как я пожимаю плечами, что-то бормочу, пытаясь найти слова. А потом не выдерживает.

— Так, — говорит строго, оставив свою смешливость. — Давай четко, по делу и без тупых реверансов словами.

И я говорю.

Как есть.

О том, что ночевали у меня, Фрол подвез меня на работу, эту ночь должны были ночевать у него, но… он пропал, не приехал, а еще его телефон…

Я надеюсь на быстрый ответ, потому что терпеть неизвестность уже просто нет сил. Лучше сразу. Он хорошо знает старшего брата, и если скажет, что это все, то…

— Странно, — парень задумчиво взъерошивает свои волосы, бросает на меня долгий взгляд и качает головой, легко считав мои мысли. — Если бы он хотел разойтись, он бы так и сказал. Поверь, он умеет быть убедительным и говорить то, что думает. Иногда это даже мешает.

Он тянется в задний карман джинсов за телефоном, подмигивает мне, пытаясь настроить на позитив.

— Сейчас все узнаем. Уверен, что есть причина.

И я ему верю.

Возможно, заражаюсь его настроением. Возможно, просто хочу ему верить. А, возможно, все дело в том, что я тоже считаю Фрола мужчиной, который не будет прятаться, даже от женщины, которая надоела.

Макар пробует дозвониться брату, но тоже наталкивается на механический голос. Обзванивает клубы Фрола, и несколько удивляется, что там его нет. Хмурится, делаясь в этот момент очень похожим на брата. Так же знакомо прищуривается, вспомнив о чем-то, и делает новый звонок.

Я стою, прижавшись к столу, чтобы хоть как-то держаться, пока нет новостей, и очень надеюсь, что связи Макара сработают. Да, эту информацию выдают по запросу полиции, но, видимо, это семейное — уметь добиваться поставленной цели любыми путями. Да и деньги играют роль, потому что спустя пару минут препирательств и отговорок знакомая Макара ему все-таки перезванивает и по секрету сообщает, где находится телефон Фрола.

И, видимо, секрет очень большой, потому что парень недоуменно приподнимает брови, хмурится еще больше, а потом, только спустя бесконечную минуту, озадаченно говорит:

— Судя по всему, он дома. Вернее, в своей квартире.

И то, что он узнал, его самого беспокоит, потому что он подхватывается, быстро идет на выход. Я едва успеваю сменить тапки на зимнюю обувь, накидываю дубленку поверх домашних штанов и футболки, и хватаю его за руку уже у двери.