Раймонд терял терпение. Ворчанье Марты действовало ему на нервы.

— Филипп явился как раз в тот момент, когда я собирался отправить маленькую ведьму в ад. Очевидно, эту шлюху он желает куда сильнее, чем собственную жену.

Марта выругалась. Этот недоумок имел доступ туда, куда Марта при всем своем желании попасть не могла. Сколько ни ворожи. Раймонд не выполнил той единственной задачи, которую перед ним поставили. Впрочем, и ее, Марты, попытка покончить с сэром Филиппом и его шлюхой закончилась неудачей. Эти двое, наверное, заговоренные. Марта понимала, что следует действовать быстро. Не то леди Равенна отошлет ее от себя. Или, что тоже возможно, саму леди Равенну отправят куда-нибудь подальше.

— Они не должны вернуться из Лондона живыми. Убей Филиппа, и девчонка твоя. Никто не заметит ее исчезновения, кроме этой стервы в детской, а о Тильде я позабочусь сама. Филипп опасен нам всем. Он запросто может устроить так, что всех нас повесят. А денег ты не получишь, покуда не сделаешь то, для чего тебя наняли.

Раймонд рассвирепел:

— Я уже рисковал собственной шеей ради того, чтобы заполучить девку и обещанное тобой золото. Едва ли мне удастся спастись и на этот раз. С чего бы все начинать сначала? Не отдадите обещанного, я…

В этот момент от стены отделилась тень и приблизилась к Раймонду. Высокая, одетая в черное женщина заговорила с ним многообещающим хриплым шепотком, слегка царапая его по груди длинными острыми ногтями.

— Хочешь, я покажу тебе, ради чего ты должен рисковать, сэр Раймонд?

Марта незаметно удалилась. Колдовство леди Равенны было недоступно Марте в силу возраста, так зачем путаться под ногами у колдуньи помоложе, мешая ей обольщать глупца? У Марты были свои методы. Пора приниматься за работу. Несколько капель снадобья, добавленного в вино, да еще чуть-чуть женского очарования, и к утру Раймонд с готовностью возьмется исполнить приговор.

Марта прищелкнула языком, представив, как Раймонд берет эту девчонку над истекающим кровью телом Филиппа. Долго Эльвине не протянуть, особенно после того как Раймонд отведает напитка, который Марта приготовит для него и даст с собой. Напитка, превращающего самого кроткого самца в похотливого дьявола. Жаль, что ей, Марте, не доведется это увидеть.

Хотя почему бы и нет?

Кавалькада провела в дороге и весь следующий день, не давая коням отдыха, но зато к ночи они выехали на берег реки. На другом берегу раскинулся Лондон. Оставалось только переправиться через Темзу, но Филипп, видя, как устала Эльвина, приказал встать лагерем на ночь. Король подождет до утра.

Оба не могли уснуть. Филипп прижимал Эльвину к себе, и она положила голову ему на грудь. Цель была так близка, стоило лишь руку протянуть. Она прижалась к нему потеснее и положила его ладонь к себе на живот. Ребенок шевельнулся, и Филипп почувствовал, что сердце его тает. В этот миг оковы вокруг его сердца замкнулись. Никто не мог превратить его в раба, но эти оковы он надел на свое сердце сам — по собственной воле и без всякого принуждения.

Рано утром Филипп отправил к Генри гонца, извещающего о его прибытии. Ответ короля при шел довольно скоро, и Филипп приказал сворачивать лагерь. Кавалькада въезжала в город.

Эльвина с любопытством осматривалась, но Лондон не произвел на нее особого впечатления. На континенте, куда она приезжала с отцом и матерью, города выглядели посолиднее и побогаче. Лондон был застроен в основном деревянными домами. Загорись один, и целые улицы займутся пламенем. Европа давно уже оделась камнем, наученная горьким опытом частых и разрушительных пожаров. Дома в Лондоне в основном поднимались не выше второго этажа, а те, что принадлежали гражданам побогаче, хоть и были повыше, почему-то жались друг к другу. Второй этаж нависал над первым, затеняя и без того темные, тесные и кривые улочки.

Но церкви отличались великолепием. Построенные из кирпича и камня, они упирались остроконечными шпилями в осеннее хмурое небо. Королевский дворец перестраивался, словно пытаясь сравняться в своем величии с соборами и церквами. Эльвина знала, что своим преображением дворец обязан новому королю Генриху, ценившему солидные каменные сооружения.

Филипп помог Эльвине сойти с лошади у стен Уайтхолла. Эльвину охватила растерянность. Зачем она приехала сюда? Да, на ней была одежда из дорогих тканей, не принадлежавшая ей. Как не принадлежал ей тот, с кем вместе приехала сюда Эльвина. Кто она такая, чтобы являться к королю? Ей стало страшно.

Филипп в конце пути стал каким-то отчужденным, мыслями он был не с ней, и Эльвина понимала, что виной тому — предстоящая встреча с королем. Филиппа мало привлекали придворные увеселения, он мечтал поскорее закончить дело и вернуться к себе в Сент-Обен. Он нетерпеливо потянул Эльвину за руку, и она нехотя последовала за ним.

В тот момент, когда Филипп и Эльвина вошли в зал, Генрих вел ожесточенный спор с высоким джентльменом с нездоровым цветом лица и лишь махнул гостям рукой в знак приветствия.

Молодой король был невысок, но крепко сбит. Крупная голова его прочно сидела на бычьей шее.

Широкая мускулистая грудь вполне соответствовала по пропорциям размеру головы, так что, несмотря на тучность, он производил впечатление хорошо сложенного мужчины. Эльвина удивленно взирала на королевский наряд. Чувствовалось, что Генрих презирает портных и ненавидит примерки. Многие находящиеся в зале повернули головы при появлении Филиппа и Эльвины, но Филипп отвечал на приветствия лишь кивком головы. Вскоре публика утратила интерес к гостям, и про Эльвину забыли бы, если бы не сэр Джеффри, внезапно появившийся возле нее.

— Вижу, Филипп наконец решил показать вам двор, моя прекрасная леди. Вы не находите, что здесь несколько уютнее, чем в Сент-Обене? Или вы еще не осмотрелись?

— Сэр Джеффри, в этот момент я готова оказаться где угодно, только не здесь. Отпустите мою руку, не то она и в самом деле начнет дрожать, если уже сейчас не дрожит. Король сердится на этого человека? Почему он так спорит с ним?

Эльвина нервно куталась в плащ под недвусмысленно горячим взглядом сэра Джеффри и хмурым Филиппа.

— Это канцлер короля Томас Беккет. Генрих спорит с ним по богословским вопросам, заставляя беднягу Беккета отчаянно защищать те самые принципы, от которых тот открещивался в начале спора.

Джеффри от души веселился, наблюдая, как Филипп словно из опасения, что у него отнимут его сокровище, покрепче прижал к себе Эльвину. Чем мрачнее становился Филипп, тем откровеннее лучились смехом темные глаза сэра Джеффри.

— Они играют словами, словно два юнца, только-только обнаружившие в себе способность острить. Может, для Генриха в его возрасте такие забавы простительны, но Томас, в его-то годы и при его-то мудрости, мог бы не давать юнцу сбить себя с толку. Жалко смотреть на почтенного человека, который мечется, словно рыба, вытащенная из воды.

Джеффри удивился, услышав такую тираду от обычно немногословного Филиппа. Он хотел ответить в том же ключе, но чья-то рука легла ему на плечо, бесцеремонно отодвигая в сторону от Филиппа.