— Ты не думал о том, что леди Равенна может что-нибудь сделать с нашим сыном, если узнает, где мы были? Она постарается сохранить Данстон во что бы то ни стало.

— Пусть оставляет Данстон у себя. Мне все равно. Единственное, чего я боюсь, так это того, что она станет удерживать ребенка в заложниках. Пока он с ней, Равенна чувствует себя увереннее. Вот почему я хочу, чтобы мое дело побыстрее разрешилось. Говори с Генрихом откровенно, он выслушает тебя.

Филипп и Эльвина вошли в зал, и все повернули головы. Безусловно, они были красивой парой, но повышенное внимание к ним вызывалось в основном слухами. Филипп сел за стол напротив короля, Эльвина — рядом с ним. В зале зашептались, поглядывая на них.

Эльвина вежливо слушала комплименты соседей по столу, любезно улыбаясь, но мыслями была с могучим мужчиной во главе стола. Ей хотелось больше узнать о молодом короле, прежде чем говорить с ним.

Генриха тяготила необходимость сидеть за столом и, не дожидаясь конца трапезы, он вскочил и начал прохаживаться вдоль столов, обмениваясь репликами со своими придворными, особенно с теми из них, кто отличился на королевской службе. Хлопнув Филиппа по плечу, Генрих остановился и с откровенным интересом уставился на Эльвину.

— Я хорошо помню вашего отца, миледи. Как-то он пригрозил отлупить меня, если я не буду его слушать.

Эльвина удивленно подняла глаза.

— Вы знали его, сэр?

— Граф Данстон был одним из моих самых верных вассалов, вот только не любил, когда его перебивают. Он вернулся в Англию по моему приказу, хотя я и не знал о тех бедах, что свалились на него по моей вине. После того как мы отужинаем, вы, надеюсь, расскажете мне о нем подробнее.

Будь Эльвина самозванкой, она бы помертвела от страха, а так расцвела в улыбке.

— С огромным удовольствием, сэр.

Филипп хмуро наблюдал эту сцену. Он не мог, как бы ему ни хотелось, демонстративно обнять свою возлюбленную, давая понять королю, что дама занята, но когда Генрих отошел, почувствовал себя намного лучше. Теперь можно было отвлечь Эльвину от мыслей о властителе Англии и переключить на себя.

— Подожди, пока я уложу тебя в постель, разбойница, и тогда посмотрим, способны ли мы найти себе занятие получше, чем обмениваться любезностями с королем, — прошептал он ей.

Эльвина рассмеялась. Впервые за этот вечер у нее стало хорошо на душе. Король был вполне приятным молодым мужчиной и к тому же знал ее отца. А уж в том, чтобы провести ночь с Филиппом, тем более не было ничего неприятного. Она тихонько пожала ему руку, шепнув:

— С нетерпением жду, когда подадут десерт.

И все же, оказавшись наедине с королем, Эльвина испытала волнение. С этим грозным мужчиной, привыкшим повелевать армиями, шутки плохи.

— Филипп сказал мне, что вы мать его ребенка. Выходит, что я заставил Филиппа вступить в брак с женщиной, заполучившей его обманным путем. Меня нельзя назвать слишком легковерным, поэтому вам придется потрудиться, дабы убедить меня в том, что Филипп говорит правду.

Эльвина смотрела в разом потемневшие глаза короля, от души жалея о том, что, встретив Филиппа в тот день в конюшне, не бросилась наутек. Лучше бы все это никогда не начиналось. Увы, теперь ей не оставалось ничего, как пожинать плоды того, что она когда-то совершила.

Король нетерпеливо мерил шагами комнату, а Эльвина тихо рассказывала свою историю, следя за ним взглядом. Очевидно, он не раз слышал обо всем от Филиппа или Элеоноры и, убедившись в том, что ничего нового Эльвина не сообщит, нетерпеливо махнул рукой, повелевая продолжать, но не вдаваться в детали. Более всего Генриха заинтриговало то, что Эльвина — дочь графа, и та часть рассказа, в которой она поведала о том, как Филипп узнал в ней избалованную девочку, встреченную при дворе королевы Мод.

Дослушав ее до конца, Генрих повернулся к Эльвине и, приподняв ее подбородок, развернул лицом к камину, в котором весело играл огонь.

— Я был почти влюблен в вашу мать, — с улыбкой признался он. — Тогда мне едва исполнилось десять, но я считал ее воплощением красоты. Нет сомнений в том, что вы ее дочь, и раз Ричард признал вас и своей дочерью тоже, ваш рассказ — правда.

Король провел ладонью по щеке Эльвины, и она вздрогнула.

— Спасибо, мой господин, — еле слышно выдохнула Эльвина.

— Разумеется, я не могу позволить дочери графа Данстона влачить жалкое существование. Я должен проконсультироваться с моими советниками относительно того, что можно сделать для восстановления вашего права на земли, но пока проблема эта будет ждать разрешения, вы останетесь под защитой моего двора.

Эльвина удивилась. Что это значит? Неужели Генрих не понимает, о чем она говорила? Какое отношение к этому имеют отцовские земли?

— Мой господин, я всего лишь хочу, чтобы мой сын… Генрих раздраженно махнул рукой.

— Я хорошо знаю, чего вы хотите и о чем просит Филипп. Я не могу изменить закон ради вашего благополучия. Мои советники консультируют меня по поводу вашего сына, но пока все склоняются к тому, что для того, чтобы унаследовать Сент-Обен, ваш ребенок должен был родиться в законном союзе. Филипп во всеуслышание говорит, что ребенка родила не его жена, и тогда мальчик становится бастардом. Мне жаль, но тут ничего не поделаешь.

Казалось, король искренне сочувствует ей, по крайней мере взгляд его был печален. Взяв Эльвину за руки, Генрих попытался приободрить ее.

— Я сделаю все, чтобы облегчить ваше положение. Сейчас надо думать о другом ребенке. О том, что нужно сделать для того, чтобы и его не нарекли бастардом. — При упоминании о ребенке, которого она носила, Эльвина пришла в ужас. Увидев панику в ее глазах, Генрих добавил: — Возможно, удастся вернуть земли Данстона законной владелице. Вкупе с графским титулом это можно считать приличным приданым, даже для невесты в интересном положении. Филипп легко простится с Данстоном, если я возмещу ему стоимость земли.

Эльвина решительно замотала головой, пораженная сказанным. Генрих беседовал с ней наставительно, как с неразумным ребенком.

— Вы не слушаете, о чем я вам говорю. Филипп будет находиться от вас на расстоянии дня езды. Его сын будет жить в вашем доме, и вы можете воспитывать мальчика как своего собственного, не опасаясь за его наследство. Он будет видеть того ребенка, что вы носите, так часто, как того захочет. Это идеальное решение. Филипп волен отправить свою беспутную жену в монастырь, если пожелает, как только я отниму у нее Данстон. Единственная проблема — найти для вас подходящего мужа. Честный человек может согласиться признать своим ребенка, которого вы носите, однако трудно найти того, кто согласился бы стать рогоносцем. У вас будут дети и земли, но вам придется отказаться от Филиппа.

Казалось, комната внезапно сжалась, стала темной и тесной. Эльвина решила, что умирает, и ничуть не пожалела об этом, но что-то вырвало ее из наползающей тьмы и вернуло в жуткую реальность.