— Извини, Володя, кое-какие дела задержали!

— А я, по-твоему, груши околачиваю, — процедил Ангел, но потом махнул рукой:

— Ладно, чего там у тебя?

— Давай проедем с полкилометра, там у меня катер стоит, — махнул рукой Тархан.

— Поехали, — неохотно согласился Ангел и залез в джип.

Ехали не больше пяти минут. Обогнув мысок, «Мерседес» подъехал к небольшому суденышку, на котором, опершись о перила, стоял крупный мужчина в тельнике и пристально смотрел на воды залива.

— Вот мы и приехали, — объявил Тархан, вылезая из машины. — Да, кстати, вот возьми, — протянул Тархан Ангелу курительную трубку, — Анзор передал. Что же ты по злачным заведениям свои вещички оставляешь?

Ангел взял трубку.

— В вашем городе не только трубку, голову можно оставить, — серьезно заметил он.

— Это ты верно заметил, — хмуро согласился Тархан и, повернувшись в сторону катера, прокричал:

— Зови капитана, пускай хозяина встречает! Если не хочет, чтобы я его уволил без содержания!

Дядька сбросил с лица сократовскую задумчивость и мгновенно сбежал в трюм, а через секунд сорок из рубки показался заспанный мужчина средних лет с огромной бородой.

— Ну, чего сердишься, хозяин, — протрубил капитан. — И часок нельзя подремать? — Голос у него, как и следовало ожидать, оказался сочным и звонким, словно корабельный гудок.

— Знаю, Федорыч, как ты дремал! — весело отозвался с берега Тархан. — Приволок в каюту к себе бабу да трахал ее со всем усердием!

— У меня жена есть, — смущенно отозвался капитан.

— Может, ты хочешь сказать, что по заграничным борделям кто-то другой шастал? Да твой член все портовые проститутки с закрытыми глазами узнают.

Неожиданно Федорыч расплылся в довольной улыбке:

— Чего греха таить, было дело! Только все это в прошлом. Надо же было куда-то энергию свою сбрасывать. Ведь молодой же был, кровушка-то кипела.

— Прятался в его голосе какой-то металлический ершик, который чувствовался даже во время самого доброжелательного разговора.

— А жена чего?

— А она меня, красотулечка, двадцать пять лет на берегу ждала, — затужил вдруг капитан. — Так что пока я плавал да дурь юношескую из башки штормами выколачивал, она высохла, как вобла, — в голосе капитана чувствовалась нежность, которая никак не вязалась с его суровой внешностью.

— Ну-ну, послушаешь тебя, так подумаешь, что с праведником разговариваешь, — уколол смотрящий.

— Ладно, забудем об этом, — смиренно согласился Федорыч и резковато повернулся к морякам. — Подавай трап начальству! — прикрикнул он на здоровяков, вышедших за ним следом. И парни, качнув буйными головами, расторопно принялись вращать лебедку. Трап тяжело развернулся и плавно уткнулся в песок под ноги Тархану.

Аркаша Тарханов куражился. Взобравшись на катер, он стал рассказывать о том, как питерские братки славно провели время в прошлое воскресенье и сколько было выпито водки за один только вечер. А какие девочки с ними гужевались! Зная склонность Аркаши к хвастовству, никто его не перебивал.

Пусть выложится до хрипоты. Улыбку у присутствующих ему удалось выжать лишь однажды, когда он поведал о том, что студентки института культуры в самый разгар пьянки устроили такой классный стриптиз, какого ему не доводилось видеть ни в одной из западных стран. Вот что значит русская танцевальная школа!

Смеясь, Тархан добавил, что в тот вечер ему невероятно повезло и он познакомился с великим искусством не из кресла уютного зала, а с дивана, продавленного любовными упражнениями, и даже под самый конец сам стал непосредственным участником этой хореографии.

— Все готово? — неожиданно оборвал он свой рассказ, повернувшись к Федорычу.

— Да, все, — неожиданно хмуро кивнул Федорыч.

— Ну, тогда веди, чего лясы-то точить!

Двинулись гуськом, следом за капитаном. Шествие замыкал высокий сутулый парень в потертом тельнике. Он сказанул что-то ядреное, когда Касьян, зацепившись каблуком за ступеньку, едва не скатился по трапу головой вниз. Но, натолкнувшись на сердитый взгляд обезоруживающе улыбнулся.

На двери, к которой привел их капитан, был нарисован палач с красным капюшоном на голове, небрежно сжимающий в руке огромный топор. Через большие прорези капюшона были видны внимательные выразительные глаза, которые как будто бы высматривали очередную жертву среди вошедших. Смысл картины Ангел понял сразу, едва распахнув дверь. На большом металлическом крюке, укрепленном на потолке, был подвешен молодой мужчина, обнаженный по пояс. Выглядел он жалко: спина в кровавых полосах, лицо в кровоподтеках, глаза заплыли, вместо них на мир смотрели две влажные крохотные щелочки. Поймав настороженный взгляд Ангела, Тархан бодро произнес:

— Вот таким баловством мы здесь и занимаемся, дорогой мой Володя.

Отдыхаем как можем, рыбку ловим и руки нашим оппонентам выкручиваем. А уж если к согласию не приходим, так хороним их на дне морском. — Аркаша Тархан чувствовал себя в этой камере пыток вполне свободно. Верилось, что это тоже его дом. — Наши местные традиции, понимаешь. Вода кругом! Питер называют Северной Пальмирой, а ведь это не правда. Пальмира в переводе с латинского означает «город пальм», а Санкт-Петербург, в первую очередь, это город воды. Вот мы и стараемся с выдумкой использовать свое географическое местоположение.

Ангел подивился мгновенной перемене в его настроении. Тархан превратился в холодного расчетливого господина. Охотно верилось, что значительную часть своего времени Аркаша проводит на борту, а в перерывах между трапезой и сном выкручивает плоскогубцами пальчики многочисленным узникам.

— Чем же ты меня порадуешь, дорогой, — приблизился Аркаша Тарханов к пленнику, подняв длинную кожаную плеть. — Я ведь теряю терпение. А это может кончиться печально для тебя. Итак, кто мне портит кровь?

Пленник пошевелился и прошамкал разбитыми губами:

— Я бы хотел переговорить, но здесь много народу.

— Оставьте нас! — коротко обронил Аркаша через плечо.

Под строгим взглядом Тарханова попятились все. Нечто подобное можно наблюдать только в саванне, когда голодные гиены пятятся под хмурым взглядом царя зверей. Ангел увидел, как тень сомнения пробежала даже по лицу Касьяна, — а не отступить ли на шаг, как всем остальным, но уже в следующую секунду взгляд его затвердел.

— Как скажешь, Аркаша, — добродушно отозвался капитан, и, повернувшись к матросам, распорядился:

— Ну, чего встали? Пойдемте!

Ангел кое-что начинал понимать. Моряк оставил порт и подвязался к смотрящему на хлопотную, но денежную работу смотрителя плавучей тюрьмы. И, судя по тому, какой порядок царил вокруг и как было поставлено дело, со своими обязанностями он справлялся весьма неплохо — лентяев в своей «организации»