Так вот, моя не особо разумная мать, а точнее – в конец сбрендившая, в тот вечер, когда оставила мне жалкую писульку на кухне, собиралась свести счёты с жизнью! И, клянусь, только когда услышала от отца об этом, я наконец испытывала хоть какую-то эмоцию! Это был ужас… меня по рукам и ногам сковало лютым ужасом, тогда и мама больше не стала сдерживаться: упала передо мной на колени и разразилась протяжными рыданиями, вымаливая прощение.

И мне действительно страшно представить, как я смогла бы принять новость о самоубийстве матери, если бы не те Люди в чёрном, что отец приставил к нам для ежедневного наблюдения!

– Это люди дяди Лёни, помнишь такого? – печально вдохнув, отец только сейчас, после долгого рассказа, позволил себе опуститься рядом со мной на диван гостиничного номера. – Он мой компаньон… бывший, точнее. Но другом мне остался. Так что отправил по моей просьбе парочку ребят для присмотра за тобой и матерью, но… сама понимаешь, работу не я им подкинул, да и платил не я, да и платил не много, так что и обязанности свои они выполняли, как попало. Постоянно крутиться около тебя тоже не могли, ты же умная девочка, сразу бы неладное заподозрила.

– И тогда ты нанял его, – сказала сухо, без эмоций, пустым взглядом сверля пол.

Даже имя Его произносить вслух не хочу. И даже в мыслях.

– Да, – спустя паузу согласился отец. – Мне доложили, что этот парень… Митя… Ты с ним вроде как сблизилась, а проблем у тебя было хоть отбавляй, поэтому дядя Лёня велел своим ребятам предложить ему работу по присмотру за тобой, а им уделить больше внимания твоей матери. И оплату повысил. Те тогда и зашевелились.

– И он согласился, – всё ещё смотрю в пол.

– Не сразу, насколько я знаю, – вздыхает отец. – Вроде бы даже категоричное «нет» поначалу заявлял, а потом всё же решился пойти на сделку. Хороший парень.

– Деньги всем нужны, – с горечью усмехаюсь и чувствую жжение на щеках. О, да это слёзы! Что-то вы припозднились.

– Видишь, ты всё понимаешь, котёнок, – негромко усмехается отец, притягивая меня к себе и заключая в объятия. – Прости, что не мог связаться с тобой раньше. Ребята дяди Лёни нашли твою маму на трассе и незамедлительно отвезли в Москву ко мне. Я недавно вернулся. А у них выбора не было. Твоя мама, она… была в ужасном состоянии. И ты пойми, котёнок, свяжись я с тобой сразу же и скажи, что ещё несколько недель минимум не смогу приехать, ты бы возненавидела меня ещё больше. А мне нужны были эти недели, чтобы закончить разбираться с делами. Я не мог раньше приехать. К тому же, был уверена, что Маша за тобой присматривает, она ведь дала согласие… Вот стерва. Найду её и… – не договаривает. Вновь тяжело вздыхает и ещё крепче прижимает меня к себе.

А я ничего не чувствую. Вообще ничего. Кроме яда, что нещадно обливает сердце.

– Он принял деньги? – шепчу дрожащим голосом.

Отец отвечает не сразу:

– Да, – и уж как-то совсем удручённо. – Там какие-то проблемы у него с землёй и с каким-то баром вроде бы.

– Хорошее будет вложение, – соглашаюсь отрешённо. Решит свои проблемы, наконец, да и проблемы Алины заодно. Ещё на свадебное путешествие возможно останется. И будет у них замечательная дружная семейка!

– О, котёнок! Как это я сразу не… – отец вдруг вскакивает с дивана и вскоре опускает мне на колени очень знакомый футляр. – Узнаёшь? – улыбается. – Это твоя скрипка! Твоя – та самая! Я нашёл её и выкупил! Ты рада?

– Очень, – провожу пальцами по тонкой чёрной коже и с трудом не поддаюсь желанию вытащить из футляра инструмент и разбить об стену к чёртовой матери!

Но сначала…

Я сыграю.

В последний раз.

Завтра.

Это будет моим прощальным подарком.

«Скоро станет легче, поверь».

«Кому»?

«Тебе».

«А тебе»?

«Это не важно. Главное, что тебе станет легче. Не сразу, но»…

«Откуда знаешь»?

«Просто знаю. Так будет, Крис».

«Ты чего-то не договариваешь»?

«Конечно… да. Много чего».

«Тогда расскажи».

Лучше бы ты рассказал. Лучше бы я возненавидела тебя раньше, чем так сильно полюбила.

Он учил меня тому, что нужно уметь отвечать за свои поступки.

И кем же оказался он?..

Он готов ответить за то, как подло поступил?

Он готов взять на себя ответственность?.. Или… всё, на что он способен, – это в молчании смотреть на меня полными равнодушия глазами?

А как же… как же то, что между нами было? Было ли?..

Игра ради приза?

Игра из-за безысходности?

Игра ради денег.

Хм… я возвысила его, я уважала его, я восхищалась его силой воли и упорством. А оказалось… он просто использовал меня.

***

«Сегодня я буду стервой», – решила, укладывая волосы в высокую причёску.

Сегодня я буду той, кем считал меня весь этот город. Разбалованной, наглой, высокомерной дрянью. Её они хотели видеть? Сегодня их желание исполнится.

Сегодня я буду той Крис, которой была впервые переступая порог «Клевера». И это будет в последний раз, клянусь. После чего начну жизнь сначала – с чистого листа. И родителей это тоже касается, после восемнадцатилетия я собираюсь жить одна. Прощу ли я их когда-нибудь? Не знаю. Об этом у меня ещё будет время подумать, а пока что… я должна быть сильной, чтобы сделать то, что запланировала. Настолько сильной, какой ещё ни разу в жизни быть не приходилось.

Это будет наша последняя встреча с Митей. И мой прощальный ему подарок. Надеюсь, он будет счастлив… рядом с ней, с девушкой, которая идеально ему подходит! Теперь я понимаю, что их роднит. Понимаю, что это за такой фундамент, на котором выстроены их отношения. Это… подлость. Она самая. Простая человеческая подлость.

В дверь моей комнаты робко постучали.

Проигнорировала.

Отец снял самый лучший номер в единственной на весь город гостинице, и больше всего я была рада тому, что в нём две спальные, а двери запираются на защёлку. А ещё здесь отличные подушки… такие большие и такие мягкие, что отлично приглушают рыдания. Уверена, родители не слышали ни чьих всхлипываний этой ночью.

В дверь постучали снова.

– Крис? Милая? – раздался тихий мамин голосок с нотками горечи. – Доченька, открой мне. Я принесла завтрак. Всё, как ты любишь!

«Глаза распухли. Чёрт.»

Сидя за туалетным столиком разглядываю своё лишённое эмоций лицо. Кожа выглядит нездоровой, под воспалёнными глазами тёмные круги, губы бледные, но взгляд мне нравится, – в нём нет ничего живого, а значит и боли нет.