Хартли тихо и хрипло стонет, и этот звук сводит меня с ума. Руками я обхватываю ее бедра, притягивая ближе. Наши языки снова встречаются, и, клянусь, мое сердце чуть не разрывается от бешеного ритма.

Это просто потрясающий поцелуй. Я хочу схватить ее, прижать к себе и сделать все, чтобы это мгновение длилось вечно.

Но механизмы колеса смерти снова начинают вращаться, и кабина опускается вниз.

Хартли отпускает меня и отодвигается в сторону. Недалеко, но достаточно, чтобы я понял: стена, которую она так любит воздвигать между нами, снова на месте.

– Спасибо, что отвлекла меня, – говорю я, пока она не придумала что-нибудь язвительное.

– Не за что. – Ее голос звучит бесстрастно.

Я разозлил ее?

Когда колесо останавливается и дуга поднимается, Хартли тут же выпрыгивает из кабинки. Я же не тороплюсь. Черт, мне хочется купить всю эту колымагу и отвезти домой, чтобы покрыть бронзой нашу кабинку. Это был такой момент, который хочется набить на себе чернилами, чтобы потом вспоминать его снова и снова.

Я слезаю на землю.

– Хартли…

– Да?

Легкий ветерок раздувает ее темные волосы. Я прижимаю их ладонью к ее голове. Она берет меня за запястье чуть выше кожаного браслета, но не отталкивает, а притягивает ближе.

Я глубоко вздыхаю.

– Я хочу…

– Вы такая милая парочка! Улыбнитесь!

Мы с Хартли поднимаем удивленные глаза. Меня ослепляет вспышка, а когда белые точки исчезают, я вижу убегающую злодейку. Вернее, двух злодеек. Блондинки пронзительно верещат и даже не пытаются скрыть свою радость.

– Фелисити придет в ярость, когда это увидит!

– Сделай пост в «Инстаграме», а потом создай историю в «Снэп-чате».

Вот черт!

Я хмуро смотрю на их удаляющиеся спины. Хартли наконец решилась разрушить свои стены, и этот момент запечатлели две сплетницы из «Астор-Парка».

– Мне нужно волноваться? – Ее сухой тон вырывает меня из моих размышлений.

Я поворачиваюсь к ней и выдавливаю беспечную улыбку.

– Нет, не думаю.

Ее взгляд говорит мне, что она в этом не уверена.

Да я и сам не уверен.

– Вот твои конспекты, – говорит мне Хартли, когда на следующий день я подхожу к ее столу. – Я и забыла про них.

– Они мне все равно не нужны.

– Знаю.

– Знаешь?

– Конечно. Ты, наверное, запомнил наизусть весь учебник. Не так уж сложно разглядеть тебя настоящего за этой маской плохого парня, который ненавидит школу. – Она отворачивается, но я все равно успеваю заметить, как покраснели ее щеки.

Думает ли она о том, как вчера поцеловала меня? Я – да. Только об этом я и могу думать с тех пор, как открыл сегодня глаза. И только об этом я думал, когда вернулся вчера домой. Чертовски сложно спать с непроходящим стояком, поэтому у меня снова выдалась дерьмовая ночь, и на тренировке я снова был как зомби.

Я вкладываю листы в свою тетрадь.

– Это не маска. Я плохо пишу контрольные.

– Просто тебе сложно сосредоточиться.

– И это тоже.

Сегодня я решил сесть за ней, вытянув ноги по обе стороны от ее стола. Мне нравится наблюдать за Хартли со спины. Я вижу, как напрягаются и расслабляются ее плечи. Когда она наклоняется, мне виден изгиб ее шеи. Маленькие бугорки ее позвонков вдруг стали казаться мне самыми милыми на свете. Мне хочется укусить их.

Я ерзаю на стуле, потому что мои школьные брюки вдруг стали тесными.

– Где Элла? – Хартли разворачивается ко мне и показывает на пустой стол Эллы.

– Она сегодня отпросилась. Они с моим папой встречаются с нашими юристами.

На лице Хартли появляется сочувственное выражение.

– Ей правда придется давать показания в суде против собственного отца?

Я киваю. Наконец-то можно сосредоточиться на чем-то еще, кроме изящной шеи Хартли. И вообще… шеи? Теперь они меня возбуждают?

– Да. Когда Стив признался во всем, она тоже была там.

– Жесть.

Мне не очень хочется снова пересказывать все, что сделал Стив, поэтому я меняю тему.

– У меня вопрос получше: где мисс Манн?

Тоня Харрисон, которая сидит через два ряда от нас, отвечает:

– Она в кабинете Берингера. Второй раз за неделю.

– У кого-то неприятности, – напевает мой товарищ по команде Оуэн.

Кое-кто из класса поворачивается и смотрит на меня. Я же метаю гневный взгляд на Оуэна, но он либо и правда ничего не понимает, либо отличный актер. Я провожу тыльной стороной ладони поперек горла, предупреждая, что ему лучше держать язык за зубами. В ответ он лишь морщит лоб.

Внезапно дверь резко распахивается.

– Боже мой! Кто-то сегодня спалился! – восклицает Глори Берк, капитан девчачьей команды по хоккею на траве.

На нее обрушивается град вопросов.

– В смысле? – спрашивает Тоня.

– Берингер и офицер Нэфф обыскивают чей-то шкафчик, – отвечает Глори.

– А они могут так делать?

– А как же права учеников?

– Согласно кодексу чести, если есть основание подозревать, что было совершено преступление, шкафчики можно досматривать, – отвечает Ребекка Локхарт. Кому еще знать, как не ей. Она президент нашего класса.

Мои одноклассники взволнованно перешептываются и обсуждают, кто же оказался под подозрением. Кто-то сидит на кокаине. Кто-то принимает стимуляторы. Кто-то трахается направо-налево. Кто-то напивается. Кто-то делает все и сразу.

И только у одного был секс с собственной учительницей.

Сейчас мне тесно уже в пиджаке, потому что меня накрывает чувство вины. Черт. Зачем я вообще соблазнился на мисс Манн? Это было так глупо! Очень глупо. И зачем, самое главное? Чтобы получить пятиминутное наслаждение? Какой же я идиот!

Скрестив руки на груди, я съезжаю по стулу. Обернувшись, Хартли сочувственно смотрит на меня, но я избегаю встречаться с ней взглядом и таращусь на свой стол.

Я знаю, что она думает. Истон Ройал – самый тупой придурок в мире. Что я вообще с ним делаю?

Хотя… мы же не вместе, верно? Она поцеловала меня на вершине колеса обозрения. Это что-то значит? Наверное, ничего.

В разгаре этого прилива жалости к самому себе я вдруг распрямляю плечи. Потому что… да пошло оно все! Какое мне дело до того, что думает обо мне Хартли, изгой, с которым не разговаривают даже члены ее собственной семьи? Какое мне дело до того, что думает кто-то из «Астора»? Я даже не трахнул мисс Манн. Так что, если уж меня собираются распять за секс с учительницей, мне стоит по-настоящему переспать с ней.