Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже упоминал о том, какими запасами продовольствия мы располагали. Что же касается спирта, то его должно было хватить только на год. По этому поводу надо было скорее радоваться, чем огорчаться, ибо употребление спирта в этом суровом климате, несомненно, приводит к губительным последствиям. Одно из них, по моему убеждению, заключается в повышенной склонности к цинге. Итак, запас спирта надлежало зарезервировать для отрядов, которые позднее будут совершать походы на суше. Здесь он может принести существенную, хотя и недолговременную пользу. Спирт пригодится и при кораблекрушении, если придется плыть в лодках, в качестве горючего, наконец, он понадобится, если нам не удастся освободить судно из ледяного плена весной и будут продолжаться исследования на суше. Соответственно было отдано распоряжение прекратить выдачу грога, причем нас очень порадовало, что команда не роптала по этому поводу.
В течение первого месяца мы установили навес над судном, но все еще не покончили с возведением вала и засыпкой верхней палубы снегом. Внутри судна тоже проделали некоторые работы: на месте рулевой рубки построили помещение для хранения сундуков команды, кухонной утвари и хлебопекарных принадлежностей; от него вокруг всего жилого помещения были проложены медные трубы, куда поступал пар. Над паровым камбузом, очагом и проходом в верхней палубе сделали проемы, где установили железные баки вверх дном. Сюда поступал пар и здесь немедленно конденсировался.
Нам кажется, что такое устройство превосходит все применявшиеся ранее. Оно позволяло избежать сырости в помещении и избавляло от необходимости поддерживать чересчур высокую температуру, как это делали раньше[80], чтобы пар оставался в воздухе, пока не осядет на бимсах и палубе. Это также обеспечивало большую экономию топлива, ибо температура от 40 до 50° F достаточна, чтобы в жилом помещении было сухо, тепло и удобно. Между тем на судах предшествовавших экспедиций ее часто приходилось доводить даже до 70° F.
Люди спали на подвесных койках, которые убирали в шесть часов утра, вешали в десять вечера и два раза в неделю выносили проветривать.
Нижнюю палубу — пол нашего жилого помещения — каждое утро посыпали горячим песком и драили до восьми часов, когда команда садилась завтракать. В понедельник занимались стиркой, заканчивавшейся к полудню; белье сушили у печки. Когда со временем на верхней палубе скопился снег толщиной 2,5 фута, мы его утаптывали, пока он не превращался в твердую массу, а затем посыпали песком, чтобы образовалось некое подобие утрамбованной дорожки. Над всем этим стоял навес, о котором уже упоминалось выше; брезент был опущен так низко, что закрывал все судно. Окружавший нас снежный вал доходил до высоты планшира и в сочетании с навесом прекрасно защищал от всех ветров и в значительной степени от низкой температуры вне помещения.
Днем парового камбуза было достаточно и для обогрева, и для приготовления пищи; ночью нас обогревала печь, где выпекали хлеб; в ней же подогревался песок, с которым работали утром.
Подавать воздух, необходимый для топки печей, через двери в этих условиях было бы губительно (такой способ очень неудобен, хотя он принят в Англии). Поэтому я распорядился подвести снаружи к топке большую медную трубу. Это не только устраняло холодные сквозняки в помещении, где находилась печь, но и благодаря нагреву трубы повсюду поддерживало сухость воздуха.
При таком способе пар легко поднимался и конденсировался вне помещения, а не превращался в воду внутри него. К тому же, что было не менее важно, огонь горел равномерно и сильно. В подтверждение полезности конденсаторов приведу следующее доказательство: систематическая чистка их каждое воскресенье показала, что в них накапливается примерно бушель льда за день.
На завтрак подавались кофе или чай; обедали в полдень. Когда погода позволяла делать что-нибудь за пределами судна, люди работали после обеда на свежем воздухе до трех-четырех часов. В противном случае они в обязательном порядке гуляли установленное время на палубе под навесом. Чай подавали в пять часов, а затем люди с шести до девяти часов занимались в вечерних классах. По окончании занятий подвешивались койки, и в 10 команда ложилась спать.
По воскресеньям никакой работы не допускалось. Люди одевались в лучшее платье, строились и проходили смотр, после чего начиналось чтение молитв и проповеди. Чтобы можно было заполнить остаток дня, на судне имелся комплект брошюр, пожертвованный нам г-жой Эндерби из Блэкхита. Хорошо подобранная библиотечка оказалась полезным даром. В шесть часов вечера открывалась воскресная школа. В воскресный вечер занятия сводились к чтению отрывков из Священного писания. Все завершалось пением псалмов и чтением отрывков из Библии во время литургии. Я убежден в благотворном влиянии на людей этой системы, где обучение сочетается с отправлением религиозных обрядов.
Наша школа была организована исключительно для обучения чтению, письму, арифметике, математике и навигации. Из 18 человек трое не умели ни читать ни писать, а что касается арифметики, то почти все знали ее слабо. Никого принуждать не приходилось, все изъявили добровольное желание учиться. Занятия всегда заканчивались чтением двух глав из Библии и пением вечерних псалмов.
Так проходили первые месяцы зимы 1829/30 года в том мире, который Росс и его спутники, по-видимому, считали мертвым и безлюдным. Но это безотрадное впечатление было обманчивым, как вскоре показали первые дни января.
9 января. Один из матросов, ходивший утром на берег, сообщил мне, что видел неизвестных людей. Тогда я пошел в указанном направлении и вскоре увидел нескольких эскимосов у небольшого айсберга, недалеко от суши, примерно в миле от корабля. Увидев меня, туземцы спрятались за айсберг, но, как только я приблизился, все вместе внезапно выскочили из своего укрытия, став в три ряда по десять человек в каждом. В стороне, ближе к суше, был еще один человек, видимо сидевший на нартах. Тут я отправил сопровождавшего меня матроса обратно, распорядившись, чтобы он прислал ко мне Джемса Росса и еще нескольких человек, которые должны были следовать за