ним на некотором отдалении. Затем, подойдя один к эскимосам на расстояние сотни ярдов, я увидел, что каждый из них вооружен копьем и ножом.

Зная, что при встречах между племенами люди обращаются друг к другу с приветствием «тима-тима», я произнес эти слова, и они все ответили мне примерно тем же возгласом.

Когда подошли люди с судна, мы приблизились к эскимосам примерно на 60 ярдов, а затем бросили свои ружья с возгласом «айя, тима». Как мы узнали в Гренландии, так обычно выражалось намерение завязать дружественные переговоры. В ответ эскимосы подбросили вверх ножи и копья, повторяя за нами возглас «айя» и протягивая руки вперед, показывали, что у них, как и у нас, нет оружия.

Но эскимосы не сходили с места, и мы подошли к ним, обнимая поочередно всех, кто стоял в переднем ряду; в ответ они проделали тот же традиционный дружественный церемониал. Это, видимо, вызвало восторг среди туземцев, который нашел выражение в смехе, возгласах и возбужденной жестикуляции, и мы тотчас поняли, что впредь они будут оказывать нам полное доверие.

Опыт Джемса Росса нам здесь очень пригодился, и, узнав от него, что мы — европейцы, или «каблуна», эскимосы сообщили, что сами они — «иннуиты» («люди»). Группа эскимосов состояла из 31 человека. Двое были калеками, и их вместе со стариком перевозили на нартах. Один, как мы поняли, потерял ногу в схватке с медведем, а у другого было сломано или болело бедро.

Все эскимосы были хорошо одеты, главным образом в великолепные оленьи шкуры. Верхняя одежда была двойной и плотно облегала все тело. Спереди она спускалась от подбородка до середины бедра, а сзади кончалась капюшоном, надевавшимся на голову, тогда как полы свисали до лодыжек. Рукава прикрывали пальцы. Из двух шкур внутренняя пришита мехом внутрь, а наружная — наоборот. На ногах были надеты две пары сапог, обе мехом внутрь, а поверх низко спускались штаны из оленьих шкур.

Поскольку на эскимосах было так много одежды, они казались гораздо крупнее, чем были на самом деле. Все были вооружены копьями, похожими на трости, с шариком из дерева или моржового клыка на одном конце и роговым острием — на другом. Осмотрев древки, мы обнаружили, что они состоят из маленьких кусочков дерева или костей животных, весьма искусно скрепленных. Ножи, которые мы сначала увидели, были сделаны из кости или рога оленя и, лишенные наконечника и острия, представляли собой не слишком грозное оружие. Но вскоре мы обнаружили, что у каждого из эскимосов за спиной висело нечто более опасное — нож с железным наконечником или с железным острием. У одного из них было лезвие от английского складного ножа с клеймом мастера. Оно было приделано так, что нож стал кинжалом.

Все доказывало, что местные эскимосы поддерживают связи с племенами, ведущими торговлю с европейцами, хотя сами этим не занимаются. Действительно, Джемс Росс не встретил среди них никого из своих прежних знакомых[81]. Эти люди явно не знали Джемса, но, когда он упомянул названия некоторых мест в бухте Репалс, они немедленно его поняли и стали показывать в правильном направлении.

Не предвидя прихода этих посетителей, мы, конечно, не захватили подарков и поэтому послали на судно человека, поручив ему принести 31 железный крючок, чтобы подарить по одному каждому эскимосу. Впрочем, тем временем они согласились сопровождать нас на судно, и мы вскоре подошли к снежному валу. При виде его они не выразили никакого удивления: он слишком походил на их собственные сооружения. Ни судно, ни большое количество дерева и железа тоже не вызвали у них того изумления, которое мы наблюдали у северных дикарей Баффинова залива в 1818 году. Очевидно, что для них не было неожиданностью даже изобилие этих материалов.

Подаренные нами железные крючки вызвали всеобщий восторг. Как ответный дар они предложили нам свои копья и ножи, от которых, к их изумлению и радости, мы отказались. Теперь мы могли убедиться, что эскимосы выглядят гораздо лучше нас. Во всяком случае, одеты они были не хуже и казались гораздо упитаннее. Их полные щеки были покрыты таким ярким румянцем, какой только мог выступать на столь темной коже.

Одежда эскимосов была сшита со своеобразным изяществом; у некоторых украшена бахромой из жил или из связок мелких костей. Но нарты были предельно грубой работы: бока связаны из кусков кости, обернутых кожей, а поперечные брусья наверху сделаны из четырех оленьих ног. Одни нарты не превышали 2 футов в длину и 14 дюймов в ширину, длина остальных составляла 3–4 фута. К коже полозьев снизу намерзал слой льда, и они очень легко скользили.

Троих эскимосов пригласили в нашу каюту, и тут наконец многое привело их в изумление. Гравюра из книг с описанием ряда предыдущих плаваний, на которых были изображены их соплеменники, привела эскимосов в восхищение, ибо они сразу же признали представителей своей народности. Но особый восторг, как это обычно бывает, вызывали у них зеркала, особенно самое большое, в котором они видели свое отражение во весь рост. Не меньше поразили их лампа и подсвечники.

Однако эскимосы ни разу не проявили своего желания получить какую-нибудь вещь в подарок, они лишь принимали то, что им предлагали, причем их жесты не оставляли сомнения в изъявлении благодарности. Мясные консервы им не понравились. Один все же немного отведал этого угощения, видимо из вежливости, и сказал, что оно ему очень по вкусу. Но, когда Джемс Росс в этом усомнился, признался, что говорил неправду. И тогда все остальные с нашего разрешения выбросили те консервы, которые мы им дали. Но когда тому же человеку предложили растительное масло, он выпил его с большим удовольствием и заявил, что это действительно вкусная вещь.

Дело в том, что вкусы этих племен великолепно приспособлены к той пище, которой они вынуждены пользоваться, а их понятия о благоденствии — к тем средствам, какими оно добывается. Несомненно, эти люди, привыкшие к китовому и тюленьему жиру, своей отвратительной пище и ее неприятному запаху, совсем не завидуют деликатесам, потребляемым жителями более южных широт. Если бы им довелось сесть за наш стол, они испытали бы не только отвращение к нему, но и жалость к нам, как к варварам и невеждам, и эскимосы согласились бы отведать пищи с этого стола лишь под угрозой голодной смерти.