– Конечно, Полиночка. – С готовностью отозвался нотариус, которого эта ситуация похоже тоже тяготила, и щелкнул кнопкой пульта. Лицо Семена на экране показалось мне немного усталым.

– «Ну что вроде со всеми неприятными моментами покончено. Остальное свое состояние я оставляю двум близким для меня людям, жене Полине и сыну Никите. Не знаю, смогла ли Поля привезти его сегодня в этот кабинет, надеюсь, он сейчас меня слышит. Если нет, то я уверен, моя жена не остановит поиски до тех пор, пока не передаст в руки моего сына все, что ему полагается. Не стану сейчас перечислять, что и кому из вас причитается, все это написано на бумаге и оформлено по всем правилам. Основными активами вы будете управлять вместе, поддерживая и помогая друг другу. Прошу тебя, Полюшка, поддержи Никиту на первых порах, советом помоги, связями. Сама знаешь, как легко можно растеряться и запутаться, внезапно попав в совершенно чуждую и не привычную для тебя среду. Конечно, со временем мой мальчик разберется во всем и все расставит по местам, ведь в нем течет моя кровь. Кровь борца и неисправимого оптимиста. С деньгами делайте все, что хотите. Хотите приумножайте, хотите просто тратьте, там обоим хватит на всю жизнь… Поля, милая девочка, я не стану сейчас говорить, как к тебе отношусь и что чувствую, оставляя тебя одну. Ты все это прекрасно знаешь сама. Скажу только одно, я любил тебя с первой встречи и буду всегда любить, не смотря ни на что. – По щекам катились крупные горячие слезы, но я их не замечала. Я во все глаза смотрела в еще такие живые и ласковые глаза Семена и не могла поверить, что теперь его уже и правда нет среди живых. – А вот тебе, сынок, я так ни разу и не смог рассказать о том, что чувствую… О том, как сильно я любил твою маму… Может, и хорошо, что мы с тобой так и не встретились, Никита. Не знаю, как сложились бы наши отношения, и стал ли бы ты вообще слушать сентиментальные признания старого алкоголика и психа… Я никогда раньше не задумывался о том, как и что подумают обо мне окружающие. Я нарочно старался эпатировать как можно больше, вызвать недоумение и шок. Иногда я хохотал до слез и правда чувствовал себя слегка сумасшедшим. Узнав, что у меня есть сын, я впервые в жизни пожалел о своей репутации. Теперь ведь она запросто может автоматически перекинуться и на тебя… Люди любят мыслить стереотипами. Мол, яблоко от яблоньки… Я боялся нашей встречи и жаждал больше всего на свете. Ты спроси у Полины, она расскажет тебе, сколько бессонных ночей мы провели в разговорах о тебе, гадали какой ты, чем занимаешься, как выглядишь… Полюшка смеялась, что ты уже в свои годы вполне мог сделать меня дедушкой, причем не один раз… Наверное, ты, сынок, осуждаешь меня, или даже ненавидишь, за то, как все сложилось у нас с твоей матерью… Что же, наверное, ты прав. Я был глупым, безответственным юнцом. Прояви я немного настойчивости или хоть капельку здравого смысла, все у нас могло бы сложиться по?другому. Но глупая обида, похоже надолго заслонила мне белый свет и притупила разум. Прости, если можешь. Я ведь, даже узнав от отца, как все получилось на самом деле, снова не предпринял ни одной попытки связаться с родными Машеньки и хотя бы попросить прощения… за себя, за мать… Я струсил, сынок. Я не знал, что смогу сказать убитой горем женщине, потерявшей единственную дочь. Да еще такого ангела, каким была Машенька. Отец показал мне бумагу, в которой черным по белому было написано, что ни Марусю, ни ребенка спасти не удалось. Они погибли во время неудачных родов… Мне и в голову не пришло тогда, что Ирина Матвеевна обманула нас всех и отца в том числе, зная его мягкий характер. Я тогда многого не знал, сынок, даже представить не мог, на что способна эта женщина. Два года назад, когда я был в Австрии, мне пришло известие, что моя двоюродная тетка Тамара умирает от рака и просит немедленно приехать, чтобы застать ее в живых. Я избегал общения с этой женщиной, зная, что именно она по просьбе Ирины Матвеевны подделала документ, послуживший причиной сумасшествия моей матери. Я долго не знал, на что решиться, но все же бросил все дела и выполнил ее просьбу. Тогда она и призналась, что на ее совести не только та, давняя история с моей матерью. Она подделала и еще один документ, тот, где говорится, что мой сын умер в роддоме. А на самом деле мальчик жив, его отправили на воспитание в дом малютки. Она что?то еще говорила, просила прощения, пыталась руку целовать… Я ее не слышал. Меня ошеломило известие о том, что у меня есть ребенок. Сын! От любимой женщины. Ты и представить себе не можешь, какую бурю эмоций я пережил в тот момент. Я был и счастлив, и расстроен до глубины души. Сознание того, что мой единственный и уже горячолюбимый ребенок вместо того, чтобы получить все самое лучшее, заботу, игрушки, образование, любовь, наконец… вместо этого он всю жизнь маялся по детским приютам, где его вполне возможно обижали и били, было невыносимо. Я забросил все дела и начал поиски. Только Полюшка знает, сколько горя и разочарования я испытал, день изо дня получая отрицательные отчеты детективов. Я ведь не знал даже твоего имени, сынок. Да и о Машиной семье я мало что вразумительного мог рассказать. Мы упирали на детские дома, а потом выяснилось, что почти сразу из дома малютки тебя забрала бабушка и уехала. Мы занялись ее поисками… Когда наконец мне сообщили, что удалось напасть на ваш след, я даже заплакал от счастья, честное слово… – Семен замолчал, грустно глядя куда то вдаль. Я покосилась на Никиту, который стоял, прислонившись к стене и внимательно слушал исповедь своего отца. По его лицу невозможно было понять, что он чувствует в этот момент, о чем думает. – Никита, ты уже взрослый человек и можешь рассуждать с позиции кое-что повидавшего в этой жизни человека. Не спеши меня осуждать, постарайся понять и простить, если сможешь. Осмотрись вокруг повнимательнее и сделай собственные выводы о том, что происходит вокруг тебя. Не слушай всех тех, кто постарается втереться в доверие и тянуть на свою сторону, думай сам и решения принимай тоже исключительно сам. Я рад, что хотя бы в конце моей жизни господь смилостивился надо мной и дал возможность исправить совершенные ошибки, вернуть тебе хотя бы часть того, что отнял не по своей воле. Ты не знаешь меня, я тоже тебя не знаю… Но ты мой сын, и сын Маши Мне этого вполне достаточно для того, чтобы любить и верить.

Ну, вот, кажется, и все. Все слова сказаны. Все точки расставлены. Чтобы вокруг не болтали о моей смерти, не придумывали, хочу сказать сразу. Это мое решение и только мое. Только я сам и больше никто являюсь виновником этого печального события. Не знаю точно, когда оно произойдет, но думаю очень скоро. Не пугайтесь, я не собираюсь принимать яд, или стрелять в висок из пистолета. Вовсе нет. Я просто не стану выполнять те строгие предписания и предосторожности, которые на двух страницах навалял мой лечащий врач. По его словам я должен буквально урезать себя во всем, перестать пить, курить, полностью поменять образ жизни… Не таким я представляю свой конец. Совсем не таким. Я жил ярко, шумно, бесшабашно, а уж умереть и подавно хотелось бы красиво… В общем прощайте, дорогие мои, не поминайте лихом. У меня никого кроме вас, нет на всем белом свете… Я вас люблю.»

Экран медленно погас. Я закрыла лицо руками, Никита, ни слова не говоря, отвернулся к окну. Внезапно я снова услышала голос Семена.

« – Кстати, чуть не забыл. Чтобы не только вы поминали меня добрым словом, а и еще как можно больше приятелей и знакомых, я напоследок еще одно доброе дельце решил сотворить. – Мой муж уже вполне справился со своими эмоциями и говорил со своей привычной лукавой усмешкой в глубине глаз. – Я сто раз говорил тебе, Полюшка, что в „Арлекине“ отвратительная кухня, помнишь? Правда, с приходом туда Анжелы стало вроде получше. Так ты проследи, детка, чтобы это заведенье полностью передали в руки твоей подружки. Я считаю, такой кулинарный талант, как у нее, обязательно нужно вознаградить. Уверен, она быстро наведет там свои порядки, и все кто будет там кушать сто раз мне спасибо скажут за такое удачное решение. Кстати, я бы хотел, чтобы и поминки мои ты организовала именно там. Договорились? Ну, теперь вроде и правда все. Целую…»