В первом издании моей книги «Неотрицаемое. Наш мир и теория эволюции», которое вышло в 2014 году, есть глава про ГМО. В то время я относился к ним с недоверием, пусть и не по тем причинам, которые обычно приводят. У меня не было и нет причин сомневаться, что генетически модифицированные продукты безопасны для здоровья и их можно есть. Ученые кормили лабораторных мышей генетически модифицированным зерном и наблюдали за их самочувствием. Не хочу вас пугать, но потом ученые еще и вскрывали этих зверюшек и тщательно изучали, не чаще ли обычного у них встречаются разные опухоли и другие медицинские отклонения. Эти испытания не выявили ни малейшего вреда от потребления генетически модифицированных продуктов. Вообще никакого. Так что я уже давно пребываю в уверенности, что и людям от них нет никакого вреда. Заботит меня другое: непредсказуемое влияние ГМО на экосистемы.

Мой скептицизм порожден соображениями, которые появились у меня еще в 1970 году, после первого Дня Земли, когда я осознал, как легко человеку нарушить равновесие в природе. Это была эпоха книг Рэйчел Карсон «Безмолвная весна» и «Море вокруг нас». Рэйчел Карсон — авторитетный биолог, специалист по морским экосистемам, ее книги стали бестселлерами и обсуждаются до сих пор. Сейчас и вы, и историки можете относиться к Рэйчел Карсон как угодно, но тогда, в шестидесятые, она стала провозвестником идей об опасности загрязнения окружающей среды. И я отнесся к ее настоятельным предостережениям со всей серьезностью. Я рассуждал так: поскольку мы не знаем, как наши действия повлияют на окружающую среду, нам нужно крайне осторожно продумывать любые крупные нововведения. Разумеется, именно так надо подходить и к распространению генетически модифицированных сельскохозяйственных культур. Меня тревожили непредвиденные последствия.

Я придумал сценарий, при котором ученые, скажем, создали растение, устойчивое к определенным видам гусениц-вредителей. Модифицированная версия растения вырабатывает белок, токсичный для гусениц; примерно так устроен самый настоящий сорт кукурузы под названием Bt (в честь Bacillus thuringiensis). В результате в окрестностях угодий, где фермеры выращивают новый устойчивый сорт, снижается популяция гусениц и бабочек. И все бы ничего, но только вдруг тут же живет вид летучих мышей, которые питаются этими бабочками, когда летают по ночам? Исчезнет бабочка — и летучие мыши начнут вести себя иначе. Кто-то, возможно, погибнет от голода. В любом случае они перестанут летать на свое любимое ближайшее озеро, где раньше съедали огромное количество комаров. Тогда популяция комаров на озере выйдет из-под контроля и они начнут распространять по всей округе болезни, опасные и для людей и для животных.

Этот сценарий вовсе не фантастический. Подобное экологическое домино случается в природе сплошь и рядом. Мой довод состоит в том, что невозможно изучить тот или иной организм настолько, чтобы просчитать все последствия. И тут я задумался.

Кроме того, меня осенило, что у нас и так уже хватает пищи, чтобы накормить весь мир, даже без ГМО. Так что проблема не в запасах продовольствия, а в неумении его распределять. Тем временем я наблюдал жаркие диспуты вокруг ГМО. Очень многие отказывались их есть. Некоторых фермеров тревожил вопрос авторского права: кому принадлежат семена, созданные при помощи уникальных инженерных технологий с целью сопротивляться трипсам, кукурузным мотылькам, гусеницам и прочим вредителям. Поэтому я заключил, что нам, возможно, и не нужны никакие ГМО, и не надо тратить правительственные доллары на патенты и защиту законных прав корпораций, которые хотят их создавать. Я обсудил эти соображения с Кори Пауэллом, моим редактором, которого я глубоко уважаю, основательно продумал свою аргументацию и все это описал в книге «Неотрицаемое».

Потом произошли кое-какие события, заставившие меня еще раз обдумать свою позицию. В декабре 2014 года я побывал на публичных дебатах о ГМО в Нью-Йорке. Это было через пару месяцев после выхода моей книги, и услышанное оказалось для меня неожиданностью. На стороне скептиков, настроенных против ГМО, была Маргарет Меллон (все зовут ее Марди) из Центра оценки безопасности пищевых продуктов. Мы с Марди познакомились за несколько лет до этого, когда она заведовала сельскохозяйственной политикой в Союзе обеспокоенных ученых. Ее доводы касались устойчивости: она утверждала, что ГМО не привели к сокращению применения инсектицидов и лишь повысили применение гербицидов. И вправду, вопросы, которые задала Марди, были очень интересные. Однако мне представилось, что Робб Фрэйли, главный технолог из компании «Монсанто», дал на них исчерпывающие ответы. Робб был одним из тех, кто создал сорта, устойчивые к гербициду глифосату, и его профессионализм в сочетании с очевидной заботой об охране окружающей среды производили сильное впечатление. После дебатов я еще немного поговорил с Марди и Роббом. Мне хотелось усвоить и переварить эту новую информацию.

Робб пригласил меня в «Монсанто» показать, чем они там занимаются. Я купил билет на самолет и отправился в Сент-Луис. Все свои вопросы я задал непосредственно исследователям из «Монсанто», и их ответы показались мне вполне убедительными. Я изо всех сил постарался отрешиться от эмоций и предположений и собрать как можно больше высококачественной информации о подлинных сильных и слабых сторонах генетически модифицированных сельскохозяйственных культур. И выяснил много неожиданного. Оказывается, современные инструменты секвенирования ДНК позволяют выявить каждый ген в ДНК растения примерно за 10 минут. Эти инструменты анализируют и природные, и модифицированные гены, а потом точно определяют, как эти гены себя поведут и как они будут взаимодействовать с другими организмами, например с насекомыми-вредителями, когда эта культура окажется на полях.

Робб показал мне, с какой тщательностью и осторожностью агрономы из «Монсанто» выращивают тестовые популяции новых сортов сначала в теплицах, потом на ограниченных участках, подлежащих строгому контролю, по каким строгим протоколам они сажают и отслеживают эти пробные образцы. Мне показалось, что конкретность соблюдается здесь на самом высоком уровне, и я понял, что неопределенности в этом процессе гораздо меньше, чем я думал. Кроме того, Робб и его коллеги-исследователи из «Монсанто» убедили меня, что любая селекция в принципе искусственна. Фермы не могут существовать без людей, которые пашут и боронят землю, а в последнее время еще и распыляют гербициды и пестициды. Мы генетически модифицировали сельскохозяйственные культуры тысячелетиями, когда подвергали их тщательному отбору. Никаких «натуральных» фермерских хозяйств, никаких «диких» культур в природе не существует. Мы можем сеять и жать ГМО, а можем сеять и жать другие сорта, созданные при помощи традиционных приемов, без высокотехнологичных модификаций. В любом случае наши фермы с точки зрения природы (если она у нее есть) сугубо противоестественны.

В результате я переписал эту главу для нового массового издания «Неотрицаемого» в бумажной обложке. В новой версии я сделал вывод, что напрасно боялся за экосистемы: оказалось, что влияние на них ГМО — задача решаемая, и генетически модифицированные сельскохозяйственные культуры вполне могут сыграть важную роль в пополнении запасов продовольствия в будущем. Однако я был честен с самим собой, следил за новой информацией — и… передумал.