Она, мягко улыбнувшись магу, всмотрелась в его глаза, в которых плескался первобытный ужас и, неожиданно изменившись в лице, воткнула свои пальцы ему в глазницы, вырвав из его груди такой крик, что в паре метров от меня, притаившаяся на полу, одна из королев дружественной империи начала молиться сквозь рыдания.

— А ты им веришь. — рассмеялась ведьма, отойдя в сторону от мага, который, согнувшись пополам на полу, извивался и кричал, пытаясь руками остановить льющуюся на пол кровь. — Знаешь, как говорят? Друг моего друга — мой друг. Я же считаю, что друг моего врага — мой враг. Ты сдохнешь.

Ее глаза, зеленые от природы, заволокла черная пелена, и ведьма, продолжая улыбаться, направила на меня свои руки, поток силы с которых начали клубиться черным дымом и, как яд, потек по кислороду вокруг нас, направляясь в мою сторону.

— Посмотрим. — усмехнулась я, чувствуя как Вселенная, разозленная этим ядом, исходящим из вредителя, коим ей представлялась испещренная ненавистью ведьма, возникает за моей спиной, распахивая свои объятия, словно крылья.

Свет рванул из меня так быстро и стремительно, что мне самой стало страшно на какое-то мгновение, что я ослепну. Он был иным: Вселенная всегда дает нам то, что нужно, ни больше ни меньше. И сейчас, дабы противостоять силе древней тьмы, мне нужен был свет, настолько старый и мощный, что уничтожил первозданную тьму, загнав ее в подполье мира. И он был у меня.

— Мразь! — взревела ведьма, на лице которой появлюсь такая ненависть, что лишь одна она способна была уничтожать империи.

В мою сторону рванул поток силы, гудящий и смердящий как обещанный всеми писаниями конец света. Настоящая смерть, в худшем из ее проявлений: ужас, сера, пыль, гниль и цикады. Их был мириад, они старались попасть в глаза, в нос, в рот. Эта грязь заволокла все вокруг, не давая видеть дальше своего носа, ослепляя и проникая в легкие как пыль. Хотелось кричать, но крик тонул внутри, как под водой.

Да будет так. — произнесла я, выставляя руки вперед и чувствуя, как нечто иное по силе открывается во мне.

— Что ты там бормочешь? — пренебрежительно бросила ведьма, оглядевшись вокруг. — Богиню призываешь? Окстись, дорогая, Гекате дела до нас нет. Она бросила, бросила меня, бросила всех нас, когда была нужно более всего. Она отправила нас на верную смерть и исчезла.

— продолжала шептать я.

Это работало. Ведьма чувствовала это также, как чувствовала я. Что-то вокруг нас неуловимо менялось, подстраивалась под мои слова, открывало пространство, заточенное Ланфордом, рассеивало тьму, наведенную ведьмой. Я чувствовала и видела, как цикады разрывались прямо в воздухе, а свет, которым была я, рассеивал тьму, уничтожал хворь и серу. Лежащие поверженными маги поднимались один за другим, регенерируя, оживая, воскрешаясь. То была не сила нашей Вселенной.

Нет, я видела, как она отошла в сторону, не исчезая, но наблюдая за всем происходящим с интересом не меньшим, чем был у нас. Ведьма замерла в растерянности, глядя на меня с ужасом и непониманием.

— Что ты делаешь?! — кричала она. — Как ты это делаешь?!

И то был крик отнюдь не поверженной ведьмы. То был вопрос, заданный о насущном, потому что она не могла не чувствовать, как вокруг нас появляется нечто, превосходящее по силе. Она чувствовала появление. Чувствовала ЕЕ.

— Мех и перья, чешуя и кожа, разные снаружи, одни и те же внутри. Странное тело, но одной души, через всех существ его целым сделала ты. — шептала я, не имея возможности остановиться.

Слова шли изнутри, рождаемые не мной, появляющиеся в самом сердце.

— Ты убьешь нас всех! — кричала ведьма, чьи волосы разметались по лицу от ветра, поднимающегося вокруг меня. Она закрывала свои глаза, прикрывая их руками, чтобы не ослепнуть и старалась устоять на ногах, отбиваясь от ледяных, как тот свет, потоков ветра. — Сумасшедшая, больная ведьма!

— Воздух движет нами, Огонь трансформирует нас, Вода формирует нас, Земля исцеляет нас. И гармония Колеса идет по кругу, гармония колеса идет по кругу! — шептала я, подняв руку и направив ее туда, где еще недавно был витраж, защищенный всеми силами, которые только можно было себе представить.

Он рухнул в одночасье, рассыпавшись у наших ног, как горстка песка.

— Что ты делаешь? — прошептал подоспевший ко мне Игнат, на лице которого еще была кровь, но двигался он уверенно и без травм, словно и не был при смерти, едва не уничтоженный посланниками конца света.

— Я не знаю, — прошептала я сквозь слезы, навернувшиеся на глаза. — я не знаю, Игнат, это все…

Меня выгнуло вперед так резко, словно что-то ломало ребра изнутри. Адская, не человеческая боль пронзала, и я не понимала, откуда она, как ее остановить.

Все превратилось в бессознательный бред, сплетаясь воедино. Я уже не понимала, где верх и низ, что хорошо и плохо, против кого мы сражаемся и откуда взялась эта пыль. Я не понимала, этот свет уничтожает или лечит. Вокруг словно была одна лишь боль.

— Какого черта?! — закричал напарник и, ухватит меня за запасться, попытался опустить к себе, мешая воспарить над полом.

— Не поминай его имя сейчас! — воскликнула ведьма, отдирая пальцы Игната, замершие на моем запястье стальной хваткой. — Ради Гекаты не поминай! Отпусти, слышишь, отпусти! Ее хочет забрать Богиня!

— Да подавится ваша Богня, она моя! — воскликнул Игнат.

— Серебряной луны прекрасная Богиня! Повелительница чудес — Королева моря. Я взываю к тебе древними именами — Артемида, Керридвен, Геката! Возлюбленная сестра темного леса! Юная волшебница — звезда в ночи! Я взываю к тебе в неискушенной дикости — озари меня своим смехом и тайной радостью! Возлюбленная мать безвозрастного чрева, из которого много миров сразу родились! Я взываю к тебе на нежной земле — из чьей груди и чрева поспевает наш урожай! Возлюбленная мудрая женщина, владычица судьбы! Плетущая паутину сна — дающая покой мертвым! Я взываю к тебе в светлеющем небе — даруй мне свое видение и открой мои глаза! Богиня, я прошу тебя жить внутри меня! Даруй мне свое знание и укажи мне путь! Даруй мне мудрость и любовь ко всем существам! Богиня магии, я взываю к тебе! Артемида, Керридвен, Геката! Артемида, Керридвен, Геката! Артемида, Керридвен, Геката! — шептала я, чувствуя, как перед глазами замерла белесая пелена, накрывающая меня все сильнее, пока зрение вовсе не покинуло меня, оставив лишь беспросветную тьму.