Брэкстон рухнул на спину, придавленный моим весом, цепляясь за мои запястья все слабее и слабее. И я принялся его душить, медленно, без всяких борцовских приемов, только при помощи грубой силы отклоняя его голову все дальше назад, пока могучая шея не переломилась как гнилой сук. В безумии сражения я не почувствовал, как он умер, как смерть растворила неподатливую силу могучих мышц придавленного мной тела. Бездумно поднявшись, я в ослеплении топтал его грудь и голову до тех пор, пока кости не подались под моими каблуками. Только тогда я осознал, что Топ Брэкстон мертв.

После этого я готов был рухнуть в беспамятство, если бы не смутное ощущение незавершенной работы. Нащупав онемевшими руками револьверы, я побрел через лес в том направлении, где, как говорил мне инстинкт лесного жителя, находилась хижина Ричарда Брента. С каждым шагом ко мне возвращались силы.

Топ утащил меня не слишком далеко. Следуя инстинкту обитателя джунглей, он всего лишь перенес меня с тропинки в заросли погуще. Всего через несколько шагов я оказался на тропе и вновь увидел проглядывающий между сосен свет окон. Значит, Брэкстон не лгал, рассказывая о природе той бомбы. По крайней мере, бесшумный взрыв не разрушил дом, который выглядел все таким же, по всей видимости, неповрежденным. Как прежде, свет просачивался между ставнями, но изнутри доносился пронзительный нечеловеческий смех, от которого кровь застыла у меня в жилах. Тот самый смех, что дразнил нас на погруженной во тьму тропе.

Прячась в тени, я обошел небольшую поляну, чтобы оказаться напротив той стены, в которой не было окон. В непроглядной темноте, где ни один отблеск света не мог выдать моего присутствия, я выскользнул из-под деревьев и приблизился к зданию. У самой стены я споткнулся обо что-то массивное и подавшееся под моей ногой, и чуть не рухнул на колени. Мое сердце едва не выскочило из груди от страха, что шум может выдать мое присутствие, но изнутри дома все еще гремел чудовищный хохот, перемежающийся с поскуливанием человеческого голоса.

Я наткнулся на Эшли, точнее – на его тело. Он лежал на спине, слепо уставившись вверх, откинув голову, едва державшуюся на окровавленных остатках шеи. Его горло было разорвано, зияя бесформенной раной от подбородка до ключиц, вся одежда стала скользкой от крови. Несмотря на то, что мне и прежде приходилось сталкиваться с ужасной гибелью, я почувствовал тошноту.

Подобравшись к дому, я безуспешно принялся разыскивать какую-нибудь щель между бревнами. Смех прекратился, и теперь изнутри раздавался тот пугающий, нечеловеческий голос, от которого у меня затряслись поджилки. Как прежде, я с некоторым трудом сумел разобрать слова:

– Черные монахи Эрлика не убили меня. Вместо этого они решили сыграть шутку, крайне остроумную с их точки зрения. Просто убить меня было бы слишком милосердно. Они решили, что куда забавнее будет поиграть со мной, как кошка играет с мышью, а потом отправить обратно в мир, оставив отметину, от которой мне никогда не удалось бы избавиться. Они называют ее меткой гончей. И они воистину отлично справились с работой. Никто лучше них не умеет изменить человеческую природу. Черная магия? Ха! Эти дьяволы – величайшие ученые мира. Все, что этот жалкий западный мирок знает о науке, – лишь скудные капли, просочившиеся из тех черных гор. Тамошние дьяволы могли бы завоевать мир, если бы захотели. Они знают такое, о чем наши современники не смеют и гадать. Например, они знают о пластической хирургии больше, чем все ученые мира вместе взятые. Они понимают работу желёз лучше любого европейца или американца. Они знают, как приостановить или усилить их работу, чтобы получить нужный эффект. И боже мой, каков эффект! Взгляни на меня! Взгляни, черт тебя побери, и лишись рассудка!

Я крался вдоль стены, пока не достиг окна, и заглянул внутрь сквозь щель между ставнями.

Ричард Брент, связанный по рукам и ногам, лежал на диване посреди комнаты, шикарная обстановка которой смотрелась нелепо в этих первобытных лесах. Его бледное лицо лишилось всякого человеческого подобия, в выпученных глазах застыло выражение ужаса человека, оказавшегося наконец лицом к лицу со своим страшнейшим кошмаром. В другом углу на столе лежала беспомощно распростертая и совершенно обнаженная Глория. Ее руки и ноги удерживали веревки, одежда грудой лежала рядом на полу, как будто грубо сорванная с тела. Повернув голову, девушка широко распахнутыми глазами смотрела на высокую фигуру в центре комнаты.

Незваный гость стоял спиной к окну, за которым я прятался, и лицом к Ричарду Бренту. С виду он казался обыкновенным человеком – высоким и сухощавым мужчиной в облегающих одеждах и в чем-то вроде плаща, висевшего на широких плечах. Но при виде него меня охватила странная дрожь, и я наконец понял, чем был тот ужас, что я ощущал с того самого момента, когда эта поджарая тень возникла на тропе над телом Джима Тайка. В нем было что-то противоестественное, не сразу очевидное из-за того, что он стоял ко мне спиной, но в его фигуре определенно присутствовал намек на какую-то ненормальность. И мои чувства были ужасом и отвращением, которые всякий человек чувствует по отношению ко всему ненормальному.

– Они превратили меня в этот кошмар и прогнали прочь, – вещал он своим отвратительным чавкающим голосом. – Но изменение не произошло в единый день, месяц или год! Они играли со мной, как демоны играют с обреченными душами на раскаленных сковородах ада! Много раз я мог умереть вопреки их усилиям, но меня подкрепляли мысли о мести! Все эти черные годы, наполненные пытками и болью, я мечтал о том, как однажды отплачу тебе за все, Ричард Брент, порождение зловоннейших бездн преисподней!

И вот, наконец, началась охота. Оказавшись в Нью-Йорке, я отправил тебе фотографию моего… лица. А вместе с ним – письмо, описывавшее все, что произошло со мной, и то, чему только предстоит случиться. И ты, дурак, решил, что можешь от меня сбежать? Неужели ты подумал, что я бы предупредил тебя, не зная, какова моя добыча? Я хотел, чтобы ты страдал, предчувствуя гибель, чтобы ты жил в страхе и прятался, как преследуемый зверь. Ты бежал, а я следовал за тобой от одного побережья до другого. На время тебе удалось ускользнуть, спрятавшись здесь. Но рано или поздно я должен был унюхать тебя вновь. Когда черные монахи Ялгана превратили меня в это, – он поднял руку, видимо, указывая на свое лицо, и из глотки Ричарда Брента вырвался слабый крик, – они также наделили меня частью качеств того существа, которое копировали.

Мне недостаточно убить тебя. Я хочу насладиться местью до последней сладостной капли. Именно ради этого я отправил телеграмму твоей племяннице, единственному созданию во всем мире, до которого тебе есть дело. Мой план исполнился в точности, за одним небольшим исключением. Бинты, которые я носил с тех пор, как покинул Ялган, зацепились за ветку, и мне пришлось убить идиота, взявшегося провести меня к твоему дому. Никому не позволено увидеть мое лицо и остаться в живых. Кроме, разве что, Топа Брэкстона, который, впрочем, больше похож на обезьяну, чем на человека. Я повстречался с ним вскоре после того, как в меня выстрелил этот Гарфилд, и решил довериться ему, видя в нем ценного союзника. Он слишком примитивен, чтобы чувствовать при виде меня такой же страх, как тот другой негр. Он считает меня каким-то демоном, но, пока я не настроен к нему враждебно, не видит причин не заключить со мной соглашения. Мне повезло встретить его, так как он позаботился о возвратившемся Гарфилде. Я хотел было прикончить его сам, но он слишком ловко обращается с оружием. Ты мог бы поучиться у местных жителей, Ричард Брент. Их жизнь сложна и полна насилия, они упорны и опасны, как равнинные волки. А ты… ты так мягок и ослаблен благами цивилизации. Ты умрешь слишком быстро. Будь ты таким же, как Гарфилд, я мог бы сохранять тебе жизнь многие дни, растягивая твои страдания.