Проклятие, если она не перестанет размахивать руками, как ветряная мельница, поднимая фонтаны воды, дело грозит обернуться совсем плохо!

— Назад! Немедленно назад! — Люсьен что есть мочи замахал здоровой рукой. — Акулы!

Посмотрев в ту сторону, куда указывал Люсьен, Микаэла застыла от ужаса: блестящие плавники разрезали воду, словно целая армада боевых кораблей. Она поспешно вернулась на свой плот.

— Не двигайся! — Люсьен принялся грести, медленно приближаясь к ней. — Привяжи веревку к ручке сундука, тогда я смогу подтащить тебя к себе.

Бросая опасливые взгляды на плавники, появлявшиеся вокруг нее то с одной, то с другой стороны, Микаэла повиновалась. В этот момент акула пронеслась буквально в дюйме от нее. Микаэла подавила крик и подтянула колени к самому подбородку. Плотик закачался, и ей оставалось лишь пытаться удержать равновесие и не свалиться в воду. Она понимала: если акула заденет хвостом ее ненадежное убежище, его обитательница окажется в воде и станет лакомой добычей целой акульей стаи.

— Люсьен, я беру назад все злые слова, сказанные в твой адрес. — Микаэле очень хотелось облегчить душу перед тем, как она отойдет в мир иной. — И еще, насчет Сесиль… Я не хотела сделать тебе больно… Поверь, эту тайну я собиралась унести с собой в могилу. Всему виной проклятое бренди — из-за него я растрещалась как сорока…

— Потом, Микаэла, потом. — Люсьен принялся поспешно наматывать веревку на руку.

— Что-то я совсем не уверена, что у нас будет это «потом», — слабо возразила Микаэла, испуганно косясь на акул.

Превозмогая боль в плече, Люсьен подтянул ее к себе, и Микаэла вздохнула с облегчением; но тут она увидела, как неумолимо надвигается, готовясь подбросить ее утлое спасательное средство в воздух и затем обрушиться на нее, жуткое чудовище с неподвижными черными глазами-бусинками и страшной пастью, скрывавшей необычайно острые зубы.

Мгновенно вскочив, Микаэла прыгнула, перелетела через треугольный плавник, и в тот же момент крышка сундука перевернулась.

Оказавшись в воде, Микаэла повернула голову и увидела, что Люсьен поспешно срывает с себя изодранную окровавленную рубаху и обматывает ее вокруг весла. Дождавшись, пока акулы сузят круг, он изо всех сил зашвырнул весло подальше; привлеченные запахом крови, хищницы тут же набросились на приманку.

Поняв, что на месте приманки должна была оказаться она сама, Микаэла задрожала всем телом. Люсьен помог ей подняться на плот, затем вытащил из-за голенища нож и перекатился на самый край их убежища. Он не отводил взгляда от акулы, которая вновь приближалась к ним в поисках пищи, и, дождавшись, пока акула поравняется с ним, резко выбросил руку, нанеся мощный удар. Вода мгновенно окрасилась кровью.

Другие акулы с яростью набросились на новую жертву. Микаэла завороженно следила за разыгрывающейся сценой: таких стремительных движений и таких смертельных ударов ей видеть еще не приходилось. Так, наверное, она бы и продолжала сидеть, не в силах преодолеть охвативший ее ужас, если бы не голос Люсьена:

— А ну-ка помоги мне! — Он бросил ей конец веревки. — Продень ее через петли на парусине: попробуем соорудить треугольный парус.

Микаэле оставалось только восхищаться ловкостью Люсьена. Всего несколько минут назад плотик представлял собой лишь связанные обломки дерева, теперь же это было настоящее парусное судно. Дни их, разумеется, сочтены, но теперь им по крайней мере засветил огонек надежды.

Тут в глаза Микаэле бросилась глубокая рана на плече Люсьена: выглядела она так, словно в кожу ему впился остро отточенный кол. Она болезненно поморщилась и, пробравшись поближе к Люсьену, наклонившись, оторвала кусок ткани от рубахи. Перевязав рану, она подняла глаза на прекрасное лицо, которое уже не чаяла увидеть.

— Люсьен, если я и сказала что про Сесиль…

Он быстро прижал ей палец к губам.

— Это я вытянул из тебя все, что тебе было известно. Адриан и Вэнс говорили правду про нее, не так ли?

Избегая его напряженного взгляда, Микаэла отвернулась, но он властно притянул ее к себе.

— Все это было с ее стороны чистое притворство, да? А еще ты что-то говорила о Чейни — не его ли подрядил Адриан следить за Сесиль, пока я был в море? Она попыталась подкупить Барнаби, чтобы он прикрыл ее грешки, предлагала себя в обмен на то, чтобы он обелил ее перед Адрианом, верно?

Микаэла негромко застонала. Выходит, она сказала слишком много, иначе Люсьен не усомнился бы, что верность и преданность Сесиль — всего лишь маска. Черт бы побрал ее длинный язык!

— Прости меня, Люсьен, я не хотела быть такой жестокой…

Слова замерли на губах Микаэлы, когда Люсьен зажал ей рот поцелуем. Отстранившись и глядя прямо в ее поднятые к нему глаза, он улыбнулся, но тут же лицо его вновь стало серьезным.

. — Теперь я начинаю понимать, что Сесиль было по-настоящему нужно. Догадываюсь также, как случилось с ней это несчастье. Она принялась торговаться с Барнаби, и…

Даже размышляя вслух, Люсьен не мог оторваться от Микаэлы. Сейчас прикосновение к ней было радостью, которая скорее всего больше не выпадет на его долю. Скользя пальцами по волосам, поглаживая лицо Микаэлы, Люсьен наслаждался неправдоподобной мягкостью ее кожи.

— Одного только не могу понять — зачем ты пыталась скрыть правду, вместо того чтобы уколоть меня ее неверностью?

— На это я просто не способна, потому что… — Микаэла плотно сжала губы.

— Да? — Люсьен нежно погладил ее ладонь.

— Мне вовсе не хотелось выступать в роли взломщика, — неохотно пояснила она. — Ты любил Сесиль и пять лет хранил память о ней. С моей стороны было бы жестоко разрушить образ, который грел тебе душу…

Невозможно поверить, что Микаэла действительно так переживает эту историю. Нет, что-то тут не так, иначе вряд ли бы она сейчас рассыпалась в извинениях. Люсьен решил докопаться до правды, чего бы это ему ни стоило.

— Итак, ты просто берегла меня. — Люсьен пристально вгляделся в изумрудный блеск ее глаз. — Но почему, Микаэла?

— Я уже объяснила тебе: о таких вещах мужьям не говорят. Да и вообще, для меня это не лучшая тема.

— Да, но ведь молчание в данном случае равно лжи, — мягко упрекнул ее Люсьен. — Разве не ты обвиняла меня в сокрытии правды о твоем прошлом, когда мы наслаждались чистым покоем и счастьем совместной жизни? Я, выходит, должен был разрушить это счастье грубой правдой, открыть все, что тебе лучше бы забыть, что я сам хотел бы забыть?

— Это совсем другое дело.

— А какая, интересно, разница?

— Ты говорил неправду, потому что хотел подчинить меня себе.

Люсьен покачал головой:

— Просто мне хотелось, чтобы все и всегда оставалось так, как было после случившегося с тобой несчастья, и я решил чуть-чуть подправить прошлое ради нашего настоящего и будущего. В этом смысле мое поведение ничуть не отличается от твоего. Ты не рассказала мне правду о Сесиль, считая, что так для меня будет лучше, ну а я не рассказал тебе правды, потому что ты была слишком слаба и уязвима, в то время как мне хотелось, чтобы ты чувствовала себя легко и спокойно.