Сначала Мария беседовала с Рэндольфом в присутствии советников, но затем приказала им удалиться — всем, за исключением четырех Марий.

«Значит, месье Рэндольф, — произнесла она решительным и уверенным тоном, — Ваша госпожа искренне желает, чтобы я вышла замуж за милорда Роберта?» Рэндольф заверил ее, что так и есть. «Значит ли это, что она, желая выдать меня за своего подданного, исполняет обещание относиться ко мне как к сестре или дочери?» — «Вполне возможно», — ответил Рэндольф.

«Будь я ее сестрой или дочерью, — спросила тогда Мария, — не лучше ли было с ее стороны предложить брак, результатом которого может стать союз и дружба, нежели выдавать меня замуж так, что это не будет способствовать укреплению ни того ни другого?»

Рэндольф колебался. Затем ответил: «Главный союз, которого желает моя повелительница, — это дружба с Шотландией».

«Если королева, Ваша госпожа, — сказала Мария, — доверяет мне, то может позволить выйти замуж за того, кто мне по душе, и наша дружба сохранится навечно».

Мария снова умолкла, обдумывая дальнейшие слова. «Все это еще не решено», — наконец сказала она. Риск был велик, а гарантий никаких. Она не собиралась выходить за Дадли просто потому, что так сказала кузина. Но и полностью не отвергала предложение. Ей требовалось все тщательно взвесить. Мария не хотела давать окончательный ответ.

Пока Рэндольф обдумывал ее слова, появились лорды, и все отправились ужинать. Потом дискуссия продолжилась в покоях Марии, при свечах. Страсти накалились, и Морей уже не мог сдерживать себя. Его язвительное замечание рикошетом ударило и по самой Марии. Он поддел Рэндольфа, что отражало растущее напряжение. Лорды понимали, что любой, за кого выйдет замуж Мария, станет королем и будет способен разрушить их карьеры.

«Почему бы, — обратился Морей к Рэндольфу, — Вам не убедить выйти замуж свою госпожу, а не беспокоить за ужином нашу голодную королеву?» Тут Морей проявил себя во всей красе: грубым, хитрым, циничным, расчетливым, мастером едва прикрытого оскорбления. Мария рассмеялась и вышла.

Конечно, с точки зрения Елизаветы кандидатура Дадли была логичной. Выйдя за него, Мария оказалась бы в подчинении у мужчины протестантского вероисповедания, на которого английская королева всегда могла положиться, которого по-прежнему любила и верила, что он не предаст ее. Гораздо более экстравагантной была ее идея о том, как это можно осуществить. Не решаясь отпустить от себя Дадли, она высказала нелепое предложение о «жизни втроем», или об общей королевской «семье». После свадьбы Мария, Дадли и Елизавета все вместе станут жить при дворе Елизаветы, и английская королева будет оплачивать расходы на «семью» — именно так, по ее словам, должна вести себя «одна сестра» по отношении к «другой».

И это была не уловка, чтобы затянуть переговоры и помешать браку Марии с возможным претендентом из Европы; Елизавета предлагала это всерьез. Из всех ее планов именно этот больше всего похож на фантазию и опровергает традиционное представление, что она всегда хитрила и не принимала решений, поддавшись чувствам. Как печально заметил Рэндольф, представление Елизаветы о счастливых семьях превратило «эту комедию» с браком Марии в «настоящую трагедию».

Остаток весны и начало лета 1564 г. Мария посвятила укреплению своих позиций. Она использовала две тактики. Первая заключалась в том, чтобы капитализировать свой самый ценный актив: популярность у простых людей Шотландии, наиболее ярко проявившуюся во время летних поездок по стране после возвращения из Франции. Любимая народом королева имеет все шансы быть сильной. Она являет собой «источник справедливости», отвечающий за беспристрастное применение законов, и Мария воспользовалась этим, чтобы посрамить Нокса и кальвинистов, когда группа бедняков пожаловалась на судей Сессионного суда, многие из которых были друзьями Нокса. Судей обвиняли в том, что они выносят решения в пользу богатых и влиятельных, причем даже не разбирают дела друг друга, своих друзей и родственников.

Сессионный суд, основанный дедом Марии, Яковом IV, должен был регулярно заседать в Эдинбурге и рассматривать судебные дела максимально быстро и беспристрастно. Этот высший судебный орган, независимый от короны и впоследствии вошедший в состав Судебной палаты, был призван действовать профессионально и подавать пример всем остальным судам Шотландии. Однако вопреки возложенным на них обязанностям, судьи Сессионного суда игнорировали бедных участников судебного процесса, которые не могли оплатить справедливость.

Мария решила, что пора вмешаться. Она издала указ с требованием к Сессионному суду собираться чаще, чтобы разбирать тяжбы бедняков. Всем судьям предписывалось заседать не меньше трех дней в неделю «как до полудня, так и после полудня». С учетом повысившейся нагрузки Мария щедро повысила их жалованье. Однако она ясно дала понять, что ждет отправления правосудия без страха или пристрастия. Однажды в пятницу днем королева без предупреждения явилась в зал судебных заседаний, чтобы посмотреть, как рассматриваются дела бедняков. Все это было похоже на рекламную акцию и направлено на опровержение слов Нокса, что королева интересуется только танцами и куртуазными глупостями, а не благополучием своих подданных.

Вторая тактика Марии весной 1564 г. заключалась в том, чтобы исподтишка нанести удар по Елизавете и попытаться дестабилизировать Англию. В прошлом году Елизавета просила о любезности и обратилась к Марии, спрашивая, согласна ли та выдать графу Ленноксу, который принес столько неприятностей Шотландии при Генрихе VIII, паспорт для возвращения из долгой ссылки в Англии. Это был абсолютно лицемерный поступок. Елизавета не испытывала дружеских чувств к Ленноксу, жену которого, леди Маргариту Дуглас, лишь недавно выпустили из Тауэра. Елизавета вступилась за Леннокса в разгар попыток Марии выйти за дона Карлоса, чтобы досадить ей.

Обращаясь с такой просьбой, Елизавета играла с огнем. Сыном и наследником Леннокса и его жены был Генри, лорд Дарнли: семнадцатилетний, необыкновенно красивый и имеющий самые веские, после самой Марии, основания претендовать на английский трон. Когда Елизавета обратилась за паспортом, никто не предполагал, что Дарнли будет сопровождать отца в Шотландию. Наоборот, он должен был остаться при королевском дворе, где за ним можно приглядывать — фактически под домашним арестом. Ему позволялось прислуживать Елизавете, для которой он по вечерам пел и играл на лютне. Но не последует ли Дарнли за отцом, когда тот вернется в Шотландию? А если последует, может ли он стать претендентом на руку Марии?

Идея выглядела фантастической, и Рэндольф сразу же отверг ее. Затем, в последнюю неделю апреля 1564 г., Мария решила, что поймает Елизавету на слове, и выдала паспорт Ленноксу, позволив ему вернуться в родовое поместье. Близкий друг Нокса, Уильям Киркалди, писал из Перта: «Граф Леннокс получит разрешение вернуться домой и обратиться к королеве. Ее намерения неизвестны, однако подозревают, что ее наконец убедили выбрать его сына».

С этого момента многие начали смотреть на Дарнли как на вероятного мужа Марии. Скорее всего, и для Елизаветы он был самым неподходящим кандидатом. Если Мария выйдет за него замуж, ее позиции как наследницы престола значительно укрепятся, поскольку он мужчина и рожден в Англии, и, следовательно, отпадают два главных возражения, выдвинутых парламентом в 1563 г.: Мария была женщиной и иностранкой.