В этот момент из-за угла впереди появилось что-то длинное и темное. Мишка знал, что на его пути нет ни камней, ни обломков досок, ни других вредных предметов, которые он лично старательно убрал. Но от глупых взрослых, как известно, не убережешься. Появившийся взрослый явно не понимал, что ему нужно срочно отпрыгнуть в сторону. Или в крайнем случае присесть — тогда бы Мишка влегкую перепрыгнул через него. Но дурацкий мужик растопырился на месте и таращился на всю ту суету, которая надвигалась на него со скоростью ветра.

— А-а!.. — заорал Мишка. "Ну и растелёпа!" — успел подумать он.

— Теперь самое главное! — сказал Алексей и прошелестел Лизе в ухо:-Логово злодея!

У девушки по спине побежали прохладные паучки. Комов некоторое время изучал набросанный на бумажке план, а потом сказал:

— Угадай, какую роль в этом оркестре Арнольд Андреевич выбрал для себя?

— Догадываюсь, что не самую последнюю. Какой инструмент в оркестре самый главный?

— Дирижер.

— Тогда я думаю, что он выбрал дирижера.

— Правильно, — сказал Комов и немного грустно почесал за ухом. — Боюсь, что здесь нам придется тяжело.

— Почему?

— Потому что дирижеров жутко много и я их помню не очень хорошо. Да и многие композиторы тоже выступали как дирижеры… Дорого я дал бы сейчас за энциклопедический словарь или учебник по истории музыки!.. — Комов начал бормотать:-Мозель, Рихтер, Ламурё… Одних корифеев советского времени три десятка наберется… Как понять, кто нашему гению больше по душе: Темирканов или Светланов?..

— Надо таких, с которыми связано что-то необычное.

— Таких нет, — уныло сказал Комов. — Хотя… Мозель впервые взял в руки палочку… а Вагнер первый встал к публике задом… Но это всё равно как-то мелко! Мелко!.. — он закрыл глаза, очевидно, вызывая в памяти образ профессора Цаплина. Когда он через несколько секунд открыл их, Лиза поняла: осенило!

— Большой состав современного симфонического оркестра начался с девятой симфонии — чьей?

— Чьей? — прошептала Лиза, округлив глаза и чувствуя, как сердце заколотилось сильнее, чем нужно.

— Бет-хо-ве-на! — драматическим голосом произнес Комов. — Вот это ложится на Цаплина: он — и Бетховен!

— Ложится, — согласилась Лиза. — Говорят, Бетховен тоже был псих.

Комов хмыкнул, но проглотил без комментариев эту цитату из Лизиной Бетховениады.

— Ну что, попробуем?

— А если он — там? — испугалась Лиза.

— Он должен быть на параде.

— А его мыши?

— Вряд ли он позволяет им рыться в своих вещах. Кроме того, мы, как его гости, сами сейчас под охраной хвостатой гвардии.

— Ты всё-таки поосторожней, — попросила Лиза. — Чуть что — поднимай руки. Обещаешь?

Комов пообещал. И снова вышел.

Прошло несколько томительных минут, во время которых Лиза вся испереживалась. Наконец Алексей появился снова.

— Дверь открылась. Всё тихо.

Лизу эти хорошие известия только испугали.

— Может не надо было туда лазить? Ушли бы просто домой через эти… барабаны.

— Если куда и надо лазить, то именно туда, — сказал Комов. — Я сейчас еще раз пойду, чтобы всё осмотреть, пока хозяина нет дома.

— А вдруг он забрал самое важное в Кремль?

— Разве ты не помнишь, как он сказал, что всю информацию хранит в нескольких местах? К тому же здесь у него пока еще самая надежная нора…

— А как же я?

— Тебе придется побыть одной. Ровно через час я снова буду здесь.

Мишка сделал отчаянный бэйл, то есть отбросил в полете доску, приземлился на ноги, пробежал два шага и с размаху влетел в живот глупому чуваку. Чувак скорчился, попятился, но не упал. Упал только Мишка. После чего длинные крепкие пальцы ухватили его за воротник, подняли — и Мишка наконец рассмотрел растелёпу: седого пожилого дядьку, одетого, как ему показалось, во что-то военное, но без погон и фуражки.

Из-за неожиданного столкновения Мишка на короткое время забыл про преследующие его самолеты, а когда вспомнил и завертел головой, то никаких самолетов не увидел. Испугались они этого дядьки, что ли? Мишка не знал, что фамилия дядьки была Цаплин. Арнольд Андреевич уже целый час гулял по улицам. С непривычки (после сидения по подвалам) его лицо горело от свежего ветра и немного кружилась голова.

Но еще больше поразился Мишка, когда, наклонившись поближе и хорошенько разглядев его, дядька покачал головой и сказал:

— Ай-яй-яй! Нехорошо, Миша!

При этих словах, скажу я вам, Мишка разинул глаза так широко, как уже давно этого не делал.

— Вы откуда знаете, как меня зовут?

Незнакомец ухватил Мишку за руку.

— Пойдешь со мной — узнаешь. Я покажу тебе много интересного.

"Ударю его доской, вырвусь и убегу!" — решил Мишка.

Но любопытство тут же вмешалось и отсоветовало так поступать.

"Ладно! Убежать всегда успею".

— Дай только скейт возьму, — сказал он странному человеку.

Он подхватил доску подмышку и снова завертел головой.

— Ты не видел тех, что за мной летели?

— То, что ты сделал — нехорошо, — сказал дядька и снова взял Мишку за руку, увлекая его за собой вдоль по улице. — Хулиганство, Миша, — это плебейство…

"Вот зануда! Всё-таки надо сбежать", — подумал Мишка.

— …Впрочем, ты сам всё поймешь после того, как увидишь то, что я хочу тебе показать.

"Ладно, посмотрим пока", — решил Мишка.

С одной улицы они вышли на другую, но ни людей ни машин на ней тоже не было.

— Знаешь, Миша, я люблю ходить пешком по этому городу, но долгое время мне этого не удавалось сделать.

— Болел, что ли? — догадался Мишка.

— Нет, не болел… Был занят, скажем так.

— Подумаешь! — сказал Мишка. — Я тоже занят, но на доске каждый день гоняю. Сегодня классно, машин нет, даже человечка — ни одного… кроме нас, — поправился он.

Послышалось легкое жужжание, и над крышами мелькнули опасные черные точки. Мишка громко задышал и дернулся, но спутник удержал его.

— Не надо бояться, Миша. Со мной ничего не бойся.

Он посмотрел на Мишку, а Мишка — на него и пошел дальше, чувствуя, как колотится сердце от предчувствия чего-то необыкновенного и грандиозного. Может быть даже более грандиозного, чем целый день в парке аттракционов с заходом в шатер "Мороженое".

— А куда мы идем?

— Вон, видишь звезды на башнях? Туда мы и идем. Кстати, меня зовут Арнольд Андреевич… впрочем, это для тебя очень сложно. Пусть будет просто — Андреевич.