Заметил дремавшего в кресле пацана. Потряс его за плечо. Тот заморгал и вскочил, узнав Егора.

— Очнулся!

Егор кивнул и указал ему на дверь.

— Спасибо. Теперь оставь нас.

Парнишка засомневался, глядя на побледневшего Егора.

— Я позвоню Димону.

Егор тяжело опустился на стул.

— Звони кому хочешь, только оставь нас.

Когда дверь бесшумно закрылась, Егор сцепил в замок непослушные пальцы и поставил их домиком над маленькой бледной ладонью Ани. Он не рискнул её накрыть своими руками, такой хрупкой она выглядела. Уткнулся в них лбом и выпустил в беззвучных рыданиях боль, ярость, бессилие, вину, желание. Выдохами шептал:

— Возвращайся, Анюта… Ты же победительница… Ица моя… Пожалуйста, возвращайся…

Он сидел так, пока не иссякли слёзы, не осип голос и не задрожали локти. Поднял голову, согрел дыханием тонкие пальчики, самыми кончиками подушечек провёл над выпуклой венкой. С трудом поднялся и придвинулся к её лицу. Через лоб проходила повязка.

Аня лежала тихо. Укрыта простынкой до плеч. Веки опущены. Он всматривался в её черты, надеясь уловить подрагивание ресниц. И вдруг увидел след от внешнего края глаза по виску под волосы. Тонкая полоска, словно высохшая слеза, прочертившая свой автограф по коже.

Он перебрался в кресло, боясь отключиться и беспомощно свалиться под кровать. Откинул голову и впал в беспокойную дрёму. Очнулся от того, что его будят.

— Егор, ты спятил? — Димон грубо потряс его за плечо.

Он сосредоточился и приподнялся повыше по спинке.

— Я буду рядом с ней.

Димон стукнул кулаком по подлокотнику.

— Чем ей поможет, если ты впадёшь в беспамятство или у тебя откроется рана?

Егор упрямо уставился перед собой, обнаружив, что в палате, помимо них, находится врач.

— Прошу поставьте сюда кровать. Хоть раскладушку. Мне нужно её видеть. Я всё равно буду уходить к ней.

После непродолжительного спора, обещания Егора вернуться в палату на процедуры и нескольких звонков, он лежал на приподнятой спинке кровати, которая стояла перпендикулярно Аниной, и смотрел на её профиль, отмечая едва заметно подрагивающую при дыхании простыню.

— Когда ты поправишься, поедем на твоё любимое озеро. Ты наделаешь смешных, но вкусных бутербродов. Я приготовлю полный термос глинтвейна на густом вишнёвом соке. Пусть нам запретят вино, я добавлю немного сухого красного и выпарю в нём специи. Ты напомнишь мне, как пускать «блинчики». Или ты обзываешь их «лягушками»? Я так давно этого не делал, — серые глаза смотрят просительно и немного щурятся, бросая вызов.

Слова звучали чётко и так близко. Аня открыла глаза. Моргнула, потеряв на секунду хитрый взгляд, и нашла его снова, только устремлённым на её руку, которая покоилась на ладони Егора. Он подложил её, не сжимая, но согревая и сообщая через кожу, что он тут.

— Я где-то читал, что таким времяпрепровождением развлекались ещё древние греки. У него даже есть какое-то мудрёное, почти матершинное, название, произошедшее от ракушек, которые они бросали вместо камешков. Но я его не помню. Узнаю, если хочешь…

— Хочу, — скорее прошелестела, чем произнесла она.

Он тут же перевёл на неё взгляд, прикасаясь им ко всему лицу сразу.

— Проверь сейчас, а то забудем, — говорить было трудно.

Не оставляя её пальцы, он опустил вторую руку, достал из кармана штанов телефон, поводил и потыкал по экрану и прочитал:

— Состязания по бросанию ракушек назывались «эпистокистос», от греческого «остакиа» — «ракушка».

Она неотрывно смотрела на него.

— Ты мне снишься?

Он отрицательно качнул головой и подался к ней.

— Нет. Я на самом деле здесь.

Аня обвела глазами помещение и возвратилась к Егору.

— Настоящий.

Он кивнул. Глаза неудержимо увлажнялись.

— Привет. Ты вернулась.

Егор сообщил дежурной медицинской сестре, что Аня пришла в себя. Убедил её не садиться до прихода врача. Дал попить и просто сидел рядом, всё так же подкладывая тёплую ладонь под её прохладные пальцы.

— Ты такой бледный. — Она рассматривала его подзажившую губу. — Покажи куда ещё досталось.

Егор приподнял край футболки, открывая повязку на боку.

— Это всё. Остальные ссадины не стоят внимания.

Аня не успела ничего возразить, потому что пришёл врач. Егор освободил место и прислонился к своей кровати, чтобы не мешать проводимому осмотру, ни на секунду не отводя от неё взгляд, который она искала после каждого ответа на вопросы доктора.

— Повязку можно снять. Рана поверхностная. Не пугайтесь, но пришлось сбрить немного волос над ухом. — Ане помогли принять полусидячее положение и поставили градусник. — Возможны головокружение и слабость. Налаживайте питание. Сегодня, по самочувствию, можете начинать вставать и расхаживаться. Завтра утром у вас возьмут анализы. — Возникла небольшая пауза.

Аня посмотрела на врача и заметила брошенный беглый взгляд в сторону Егора. Она не поймала его реакцию. В груди кольнуло беспокойство.

Осмотр был завершён, показания записаны, необходимые уколы поставлены. Аня откинулась на подушки. Тело слушалось плохо. Она снова выпила воды и передала стакан Егору. Он поставил его на тумбочку и устроился на стуле.

— Как самочувствие? — он внимательно всматривался в неё.

— Немного подташнивает и руки-ноги словно не мои — Она пошевелила ступнями под покрывалом. — Я долго была без сознания?

Он положил руку рядом с её ногой, но не затронул.

— Три дня.

В глазах Ани удивление смешалось с непониманием. Она поднесла руку к голове и расправила пальцами волосы, передвинув большую часть на травмированную сторону.

— Снова придётся отращивать, — блёклые губы дёрнулись тенью улыбки.

— Они уже достаточно успели отрасти — ничего не видно, не волнуйся, — Егор тоже попытался улыбнуться, но вышло натянуто.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Он должен рассказать ей сам. Врач даст рекомендации и прочее, но узнает Аня от него. Только он не знал, как сказать и не раздавить её, такую сильную и такую хрупкую.