– Спасибо, это все, что я хотел знать, – сказал доктор в динамик, и свет за стеклом погас. И как будто в зеркале я увидел свое отражение. Кресла больше не было. Ремни не сжимали мои запястья, лодыжки и голову. Я стоял посреди темной пустоты, одетый в финские трусы и белую майку. Растрепанные волосы, на лице – трогательная растерянность. Юный красавец с широкими плечами и открытым взглядом.

Галя тихонько вошла в редакцию и остановилась на пороге. Как раз в тот момент, когда директор заканчивал селекторное совещание. Которое я делал вид, что слушал, но на самом деле сидел и обдумывал свой сегодняшний сон. У меня было две версии по его поводу. Первая плясала вокруг загадочного заговора и чужой воли, забросившей меня в чужое время в самый центр клубка каких-то мутных интриг. По ней получалось, что в каком-то темном-темном бункере сидят глубоко законспирированные ученые, в чьей власти перебрасывать сознание из одного тела и времени в другое. И что возможно мое настоящее тело лежит где-то там в коме, опутанное датчиками и проводами, пока мое сознание тут гуляет по советскому Новокиневску, заводит новых друзей и пытается распутать запутанные дела прошлого хозяина этого тела. И сны с креслом – это что-то вроде попыток контроля сверху. Извне.

Вторая версия не включала в себя никаких загадочных повелителей времени. Почему именно случился этот переброс во времени – хрен его знает, какое-нибудь пока неисследованное свойство времени и пространства, эманация ноосферы. А сны с креслом и стеклянной стеной – это моя собственная проекция. Попытки подсознания справиться с неоднозначной и необъяснимой ситуацией.

Впрочем, судя по финалу сегодняшнего сна, решение мои эго, суперэго и прочие составляющие части личности наконец-то приняли единогласно.

– Иван? – комсорг прервала мои размышления, напомнив о себе.

– Ой, Галя, прости! – Я встрепенулся, тряхнул головой и кивнул ей на стул перед столом. – Садись. Я как раз собирался к тебе зайти после селектора. Что новенького?

– Вот, смотри! – Галя положила передо мной свежий номер «Новокиневской правды». Газета была открыта на второй странице. Статья называлась «Творческий подход к итогам года. Берите пример с шинников!»

Я пробежался глазами по тексту, хотя уже по заголовку было понятно, о чем там идет речь. На наш новогодний «корпоратив», тот самый, на котором мы с Галей устроили диверсию и заставили наших глав цехов и отделов отчитываться об итогах года песнями, плясками и пантомимами, каким-то образом просочился корреспондент самой уважаемой и ортодоксальной городской газеты. И ему все понравилось настолько, что он живописал нашу «вечеринку» аж на половину второй полосы. И фотография имелась. С начальником планового отдела в бабушкином платочке.

– Так это же прекрасно! – я поднял глаза от газеты на Галю. – Теперь нашему предпрофокма точно нечего нам предъявить. Но что тогда такое у тебя с лицом? Это же победа, почему ты бледная, как на похоронах?

– А заседание парткома сегодня? – тихо спросила она.

– А что заседание? – нахмурился я.

– Ты не видел объявление на проходной? – Галя как будто сжалась.

– Неа, – я помотал головой. – А что там?

– Там будут твое дело разбирать сегодня, – сказала девушка. – В три часа.

– Вот как... – я улыбнулся.

– Ты как будто не удивлен? – прищурилась Галя.

– Не особенно, – я пожал плечами. – Но мне незачет за невнимательность. Пробежал мимо доски объявлений, ай-яй-яй!

– И ты не боишься? – глаза Гали округлились.

– Галя, как ты стала комсоргом, если тебя так пугают подобные мероприятия? – я хмыкнул. – Не надо меня вот так сразу хоронить. Во-первых, меня не так просто уволить, я все-таки молодой специалист. А во-вторых... Побарахтаемся еще. Ты-то придешь? Я все-таки комсомолец, а не партийный, за меня же ты отвечаешь.

– Куда я денусь... – обреченно вздохнула она. – Ох, Ванька, отчаянный ты все-таки... Что ты натворил?

– Вот на заседании парткома и узнаем, – я подмигнул.

В этот момент дверь открылась, и в редакцию вошла Антонина Иосифовна.

– Доброе утро, Иван, – сказала она. – Здравствуй, Галя. Что это у вас? О, значит Петя написал про наш праздник...

– Петя? – Галя недоуменно похлопала ресницами.

– Петр Хлыстов, мой хороший друг, – Антонина Иосифовна сняла пальто и повесила его в шкаф. – Корреспондент «Новокиневской правды». Это я его привела во дворец культуры. Подумала, что вам будет полезно подстраховаться... в случае чего...

Глаза редакторши мечтательно затуманились. Никогда не предскажешь, в какие моменты она вот так «зависнет». В такие моменты кажется, что она ничего вокруг не видит и не слышит. Но думать так – большая ошибка. Это я еще с нашей первой встречи понял. Что она только кажется медленной и мечтательной. А на самом деле соображает быстрее и лучше, чем... да чем почти все! Вот и сейчас тоже. Мне как-то в голову не пришло пригласить журналиста. И он черным по белому написал, что руководство завода – молодцы и впереди планеты всей, раз так нетривиально и нескучно обставили серьезное мероприятие. И теперь председателю профкома будет, мягко говоря, как-то не с руки сдавать назад и кричать, что это было самоуправство и саботаж.

– Ой, так это вам надо сказать спасибо, Антонина Иосифовна? – Галя вскочила со стула.

– Пустое, – редакторша небрежно махнула рукой. – Молодцы здесь вы, что все это придумали и провели. Кстати, Иван...

– Я знаю про заседание сегодня, – вздохнул я.

– Удачи тебе, – уголки губ Антонины Иосифовны дрогнули, обозначив слабую улыбку.

– Вы не пойдете? – спросил я.

– Нет, меня не приглашали, – она медленно покачала головой.

Вот сегодня был полный кворум. Просторный кабинет парткома, который в прошлый раз казался огромным и пустым, сегодня был даже тесноват из-за большого количества людей с серьезными лицами.

– Это у тебя зачем? – шепотом спросила Галя и ткнула в мешок с письмами, которые я захватил с собой. По примеру вахтера, я сложил их с такую же тряпку из-под посылок. Можно было аккуратно упаковать их в толстые бумажные конверты, но когда вытряхиваешь почту из мешка, выглядит внушительнее. Впрочем, я пока не знал, на что именно собрался давить парторг.

Собрание пока не началось, так что я сидел в уголке и не отсвечивал. И следил, как все друг друга приветствуют и рассаживаются. О, а вот и Игорь. И с ним вместе холеный дядечка, как две капли воды похожий на доктора из моего сегодняшнего сна. Холеное сытое лицо и массивные роговые очки.

– О, Прохор Иванович, день добрый! – поднялся ему навстречу директор. Они пожали друг другу руки, а я впился в лицо этого мужика взглядом. Ага, вот значит, какой ты на самом деле,