На сундуке у стены лежала без сознания ещё какая-то девочка. Справа, за незадернутой занавеской на кровати она увидела два неподвижных тела, а тут же, почти возле стоящей Наташи — она с перепугу не сразу заметила — на широкой лавке лежал какой-то мужчина с перевязанной головой, повязка на которой, похоже, давно не менялась.

Машинально тронув его безвольно упавшую руку — та была чуть теплой Наташа поняла — жив!

— Минуточку, — пробормотала Наташа, как будто кто-то о чем-то её просил, невольно повторяя слова военного, встретившего её у села. — Минуточку подождите!

Она не сразу сообразила, что мешает ей быстро передвигаться. Оказывается, Наташа до сих пор держала в руке тяжелую сумку с продуктами, которые заготовила ещё в Москве.

Она метнулась из избы, не помня, как слетела по ступенькам. И остановилась посреди двора, примечая то, что ей требовалось.

Неподалеку стояла пустая собачья будка. Наташа попыталась было сходу разломать её, не удалось. Видимо, хозяин, пока был здоров, сделал здесь все на совесть.

Сарай! Она забежала в стоявший поодаль сарай без двери — странно, что деревяшки на растопку начали брать с двери сарая, а не с будки. Или тогда пес ещё был во дворе? Обо всем этом она думала походя, даже странно, что подобные мысли вообще приходили ей в голову. А потом она нашла стоявший у стены сарая топор и теперь кромсала будку, чудом не попадая себе по руке или ноге.

В избе не было даже спичек, а у Наташи с собой тоже, ведь она не курила. Но она нашла на припечке кресало и воспользовалась им, вспомнив свое прошлое, когда она скиталась по разоренной голодной стране, раздираемой революционной смутой.

Тогда ей приходилось довольствоваться тем, что было под рукой, и спички порой представляли собой немалую ценность… Но это же был восемнадцатый год, а не тридцать третий! Какой кошмар, оказывается, до сих пор происходил в стране!

Наконец, в печке зашумел огонь. Но это ещё не повод расслабляться. Она подумала, что нигде не видела ведер. Тогда как же она достанет воду из колодца во дворе?

Опять пришлось продолжать поиски. Создавалось впечатление, что по подворью прошел ураган, тайфун, который смел с него все мало-мальски пригодное для хозяйства. Не было ничего целого: ни ведер, ни бочек, ни кадок, она пока не нашла даже хорошего чугунка, в котором могла бы что-то сварить.

Наверное, со стороны её действия показались бы святотатственными. Она топила печь, искала, в чем принести воды, но ни разу не подошла к лежавшим в доме, чтобы разобраться, кто из них жив.

Двое пока живы, это точно — ребенок, который смотрел на неё с печки и раненый, лежащий на лавке… Хотя нет, ребенок же с кем-то шептался. Тогда точно пока живы трое.

Хорошо, она не станет добывать воду, растапливать печку, и с чем она к ним подойдет? С добрым словом? Наташа словно оправдывалась перед возможными судьями, но продолжала поиски, с ожесточением пиная какие-то ржавые железяки, которые норовили подкатить ей под ноги.

В самом углу сарая она отыскала старое проржавленное ведро, из которого, наверное, кормили скот. Куском какого-то железного прута она соскоблила, что могла, с его боков и теперь стала искать веревку. Тот, кто обобрал несчастное подворье, не погнушался забрать с колодезного журавля даже веревку. Или цепь, которая здесь была.

"Упорство и труд все перетрут!" — говаривал её дядя Николя. Она-таки нашла кусок старой веревки и ещё кусок чего-то, похожего на вожжи, и привязала к найденному ведру. Что что, а узлы она вязать умела. В этой ржавой посудине могло отвалиться дно, но развязаться узел… Извините!

Ни на печи, ни около неё не нашлось ни одного чугунка, даже того, какой она видела во сне, ведь Наташин сон по времени несколько отстал от действительных событий.

Наконец в сенях отыскался старый чугунок. В нем когда-то хранили известку, которой, похоже, подбеливали печку. Пока Наташа отмыла его, с неё сошло семь потов.

Когда она поставили на печь чугунок с водой, то несколько секунд стояла и смотрела на него, все ещё не веря, что её титанические усилия увенчались успехом.

Теперь нужно было обойти всех лежащих и посмотреть, в каком они состоянии?

Наташа уже давно сбросила с плеч свою шубку и бегала из избы во двор и обратно в свитере и юбке. Только платок с головы не сняла.

Сейчас она про себя решила: сначала дети. Хорошо, у неё с собой была фарфоровая чайная чашка — её Наташа взяла в дорогу. Разве могла она подумать, что в доме не будет не только еды, но и какой-либо посуды.

Она уже потянулась было к печи, чтобы снять оттуда ребенка… или детей, но опять подумала, что лучше все же дождаться, пока закипит вода, в которую она бросит горстку пшена.

Топором она кое-как вскрыла банку американского сгущеного молока, купленную в торгсине, но считала, что нельзя вываливать в котелок её всю, а лучше сделать очень жиденькую похлебку, чтобы не испортить голодающим желудки.

Наташа не нашла в избе даже соли и теперь она похвалила себя за нечаянную предусмотрительность, потому что спрятала именно в эту сумку остатки их вагонного обеда, где как раз и была соль.

Ни дети, ни Борис, ни Катя от голода не умрут — у них с собой достаточно еды, даже с учетом того, что первое время они станут жить в незнакомом городе, где может быть плохо с продуктами.

Вскоре по избе, воздух в которой сразу потеплел, поплыл запах пшенной похлебки.

Теперь Наташа подставила к печи лавку, встала на неё и протянула руки к ребенку, чтобы снять его на пол. Оказалось, это мальчик лет шести, который на полу покачнулся и упал бы, если бы она его не подхватила.

Тогда Наташа постелила на пол свою шубу и усадила на него малыша так, чтобы он спиной опирался о стену, и полезла за следующим.

Второй ребенок был послабее, потому что не смог даже потянуться к ней, но когда Наташа взяла его на руки, то от неожиданности вздрогнула. И невольно скосила глаз на первого, сидящего — лица детей были совершенно похожими.

На мгновение мелькнула идиотская мысль: "Неужели голод делает детей такими одинаковыми?" Потом поняла, они же близнецы. Во сне она этого не увидела, да и разве сны повторяют действительность в точности?

Она старалась не думать о сюрпризах, которые ещё могли ждать её в этой избе. Что поделаешь, не может же она разорваться и одновременно помочь всем. Думать о том, чтобы помочь в первую очередь родным Яна, Наташа даже не хотела. В деле спасения умирающих от голода не могло быть первых или вторых. Близнецы были самыми маленькими.

Она налила похлебки в чашку и поднесла ко рту первого малыша — он понимал, что она собирается его кормить, в отличие от другого, который устал уже от того, что она переместила его на свою шубу.

Но когда она сунула ложку с похлебкой второму, тот смог сделать глотательное движение и тут же потянулся за добавкой, чему Наташа обрадовалась: жить будет