Она ещё немного покормила малышей, которые тут же и заснули.

Теперь она подошла к лежащей на сундуке девочке. Как Наташа это определила? Из-под тряпья свешивалась почти до полу длинная русая косичка. Варина?

Но это оказалась вовсе не Варя Поплавская, а, видимо, дочь хозяев дома. По виду она была ровесницей Вари. Наташа, как могла, покормила и её похлебкой. Девочка не пришла в сознание, но её инстинкт самосохранения побеспокоился за свою хозяйку. Наташа побоялась, что рот ей придется разжимать, но девочка глотала, содрогаясь всем телом, и продолжала тянуться к ложке, когда Наташа её ненадолго убирала.

Смотреть на все происходящее было так тяжело, что Наташа почувствовала, как у неё стало болеть сердце, которое прежде вообще не давало о себе знать.

Следующими были лежащие на кровати. И тут Наташа невольно замедлила шаги, потому что, подойдя ближе, уловила запах… Боже, она так давно работала в дядюшкином госпитале, а, оказывается, его запахи запомнила на всю жизнь! Она почуяла запах тления. Сердце её опять болезненно сжалось, и она вынуждена была остановиться и переждать эту колющую боль.

Ей все-таки пришлось преодолеть обычный человеческий страх перед мертвецами и подойти к кровати.

Несомненно, перед нею лежали Татьяна и Варя Поплавские. Таня была мертва. Видимо, она перед смертью обнимала дочь, в надежде согреть её, но теперь, если Варя ещё жива, то её, как минимум сутки, обнимает мертвая мать.

Наташа попыталась разжать руки мертвой, но это ей никак не удавалось. В конце концов Варю ей пришлось из Татьяниных объятий вытаскивать. А потом и брать на руки. Девочка весила совсем мало.

Кажется, в Варе жизнь ещё теплилась. Наташин мозг механически отмечал страшные подробности, и она из последних сил держалась, чтобы не упасть в обморок от нервного потрясения.

Девочку ненадолго пришлось положить на голый пол, пока Наташа подыскивала, на что переложить малышей с её шубы.

Варя была жива, но оказалась ещё слабее других детей. Скорее всего, прежде чем полностью потерять сознание, она поняла, что её мать мертва и тоже приготовилась умереть. Наташе пришлось искать деревянную щепочку, чтобы разжать ей зубы и влить несколько ложек похлебки.

Как бы то ни было, и эта мизерная порция оказала свое благотворное действие; Варя в себя ещё не пришла, но её забытье стало больше напоминать сон.

Теперь Наташа подошла к мужчине. Он вовсе не походил на сверстника Яна, а ведь, по словам Поплавского, с этим человеком они вместе учились в институте.

Заросший бородой и усами, в которых вовсю серебрилась седина, Петр Алексеев — кто же это ещё мог быть, если не он? — походил на мужчину пожилого, много пожившего… Или то, что он ощущал даже в бессознательном состоянии, так состарило его?

Наташа присела подле лежащего на табуретку и влила первую ложку своего варева в его, к счастью, полуоткрытый рот. Челюсти раненого задвигались. Она поспешно влила ещё одну, еще… И скормила бы ему весь котелок, если бы не знала, что это попросту опасно для его здоровья.

Теперь следовало заняться ранами мужчины. Удар приклада пришелся в голову и, похоже, проломил череп. Даже спустя столько времени — знать бы, сколько? — под левым глазом раненого все ещё виднелся синий с зеленью след от удара.

Наташа огляделась и, к своему удивлению, увидела на стене брезентовую сумку с красным крестом, которую не заметила, когда целенаправленно искала посуду. Странно, что её не тронули те, кто все вынес не только из этого дома, но и со двора…

В сумке оказались бинты, вата, пузырьки с йодом и зеленкой. "Слава тебе, господи!" — мысленно сказала она, как продолжала говорить всегда, несмотря на то, что уже много лет в стране активно велась антирелигиозная пропаганда.

Она осторожно промыла рану, обработала её — навыки сестры милосердия, почерпнутые когда-то в дядюшкином госпитале, опять пригодились ей — и заново перебинтовала голову Петра.

Ей вспомнилось, как солдаты в госпитале рассказывали, чем они лечили раны в условиях, когда не было никаких медикаментов, — жевали ржаной хлеб и эту жвачку прикладывали к ране. Слава богу, рана мужчины не нагноилась. Видимо, все же Таня успела её как следует обработать и подлечить…

— Кто вы? — услышала Наташа шепот и от неожиданности выронила из рук бинт.

— Яна Поплавского… родственница, — не сразу выговорила она, так неожиданно было появление собеседника в этом царстве мертвых и полумертвых людей.

— Они… чекисты… Зою увели, — сообщил ей раненый.

— Кто такая Зоя — ваша жена? — догадалась Наташа. — А за что?

— За сопротивление властям, — с трудом выговорил Петр, когда Наташа уже и не ждала ответа, считая, что он опять впал в забытье.

— Лучше вам помолчать, — шепнула она. — Для такого разговора вы слишком слабы…

— Я выживу, — сказал он. — Я лежал здесь и ждал вас. И молил бога, чтобы вы пришли и помогли мне подняться… Бог добрый, он простил нас, хотя мы так долго его отвергали…

Наташа подумала, что раненый бредит, и потрогала его лоб.

— Это не бред, — тут же отозвался он на её движение. — Рана не воспалилась, ведь так?.. Таня — врач от бога. Ей надо было пойти в хирурги или терапевты, а она занялась нервной деятельностью… Вы не ответили, как моя рана?

— Заживает, — сказала она.

— А сотрясение мозга… утряслось, пока я здесь лежал…

Странно, но он даже пытался шутить, хотя, как сказал бы дядя Николя, это был юмор висельника.

— Там, за печкой, в холщовом мешочке у меня висят травы, — медленно проговорил он. — Можно заварить чай. Укрепляющий…

И, помолчав, с усилием спросил:

— Остальные… все живы?

— Таня умерла, — ответила она, хотя, может, и не следовало этого говорить, но отчего-то Наташе верилось, что этого сильного мужчину не так просто выбить из седла, хотя он и едва дышит. — А дети живы, только очень слабы… А насчет чая… понимаете, кто-то забрал у вас всю посуду. Нет ни чугунка, ни ложки, ни кружки. Хорошо, что у меня кое-что случайно оказалось с собой. Похлебку из чугунка даже вылить некуда.

— А её много?

— Чего? — не сразу поняла Наташа.

— Ну, этой вашей похлебки.

— Полный чугунок. Только, говорят, сразу много есть вредно.

— Меньше слушайте, что говорят, — ворчливо сказал он, — лучше тащите её сюда!

А когда она принесла чугунок, скомандовал:

— Теперь помогите мне сесть.

— Как так, сесть? — возмутилась Наташа. — Вы пять минут назад вернулись с того света. Вам лежать надо…

— Мне надо как можно скорее подняться, — перебил он её, — я и так слишком долго лежал. А перед тем все слушал сказки, которые рассказывали мне так называемые большевики.

— Так называемые? А на самом деле, кто они — привидения?